Читать книгу "Три минуты до судного дня - Джо Наварро"

Двое судей сочли это забавным, но Конрад сидел с каменным лицом. Однако, давая показания, я время от времени замечал у него на губах намек на улыбку. Она появлялась на левой, более честной стороне его лица, особенно если я озвучивал то, в чем он не сомневался. Например, это случилось, когда я описывал, как Конрад отправил Рода в хранилище документов, чтобы украсть бумагу, а затем принялся колотить в дверь, надеясь его испугать. Конраду явно хотелось рассмеяться — он заново переживал тот момент и гордился своей проверкой, — но в последний момент он успел одернуть себя.

Не стоит думать, будто я один говорил все девять часов. Адвокат защиты, коллегия судей и даже обвинители закидывали меня вопросами. Адвокату Конрада особенно не нравилось, что я отвечаю без конспекта. Он усердно записывал мои ответы, а затем задавал мне те же вопросы час-другой спустя, желая проверить, изменю ли я факты, время или формулировки. Я не вносил в ответы никаких изменений, по крайней мере, тех, что имели бы значение в суде.

— Как вообще возможно давать такие показания без записей? — воскликнул адвокат на второй день, театрально всплеснув руками. — Это невероятно. Просто невероятно.

Я мог ему объяснить: дело было не в моем недюжинном уме, а в том, что я жил с этим делом два года. Слова Рода, его голос, его история намертво запечатлелись у меня в голове. Лусиана не зря жаловалась, что я цитирую допросы Рамси во сне. Она даже стала спать в соседней комнате — хоть кому-то из нас нужно было отдыхать. А может, ей просто не нравилось, что каждый вечер в нашу постель ложились трое, включая Рода.

Когда я дошел до самой важной части своих показаний — материалов из центра управления действиями в чрезвычайной обстановке, тех самых «систем» АНБ, — судьи задали мне кучу вопросов. И все же у меня сложилось впечатление, что это осталось за пределами их понимания. Они не могли поверить, что Род действительно все это провернул и украл все, что перечислил. Если бы я имел право сказать, что АНБ уже подтвердило слова Рамси, мы бы положили конец всем сомнениям. Но тогда нам пришлось бы признаться, как именно Леонард, Генри и другие смогли доказать правдивость показаний Рода. Это был скользкий путь, в конце которого у нас не осталось бы выбора, кроме как обсудить на открытом процессе совершенно секретные вопросы особой важности. Здесь очко начислялось команде Конрада — и его усмешка подсказывала мне, что он знает о своем преимуществе. Однако он все сильнее втягивал шею, тем самым давая понять, что он понимает и другое — кража материалов из центра управления не слишком сильно влияет на его судьбу в ближайшем будущем. Я уже подтвердил исчезновение всех остальных документов, включая планы OPLAN и CONPLAN, которые так хотелось продать Конраду и Рамси. Кража ПУЯБов и «вафель» лишь подливала масла в адский огонь.

Как я и ожидал, суд был немало удивлен сообщением о конспиративной квартире. Похоже, это не укладывалось ни у кого в голове. Но больше всего судей интересовало, почему Рамси вообще решил со мной говорить. Ломали голову не только судьи. Адвокат защиты тоже хотел выяснить, не давали ли власти каких-либо обещаний Роду, были ли зачитаны его гражданские права, не платили ли ему за информацию, не заключил ли он сделку со следствием и главное — тут все репортеры, включая русских, достали ручки — почему Рамси не арестован.

Один из судей был особенно этим озадачен.

— Герр Наварро, он ведь находится под стражей? — спросил он. — Как он может оставаться на свободе, когда вы представили столько улик?

Должен заметить, этот вопрос был адресован не только мне. Он нашел отклик в каждом из присутствующих, поскольку в Германии все понимали: Рамси должен быть в тюрьме.

Что я мог сказать? Что бесхребетные бюрократы не хотели действовать, опасаясь за свою карьеру? Что арест Рамси привел к разборкам между Тампой, Вашингтонским региональным отделением и штаб-квартирой ФБР? В итоге я решил дать как можно более тактичный ответ (что бывает со мной довольно редко):

— Ваша честь, в делах о шпионаже решение об аресте может принять только генеральный прокурор США, но он этого пока не сделал.

Когда судьи поблагодарили меня в конце второго дня дачи показаний, Клайд Конрад довольно многозначительно прочистил горло, и я повернулся к нему. За девять часов, которые я провел на свидетельском месте, у него на лице отразилась вся полнота эмоций, характерных для психопатов. Я видел и нарциссическое счастье при признании его «гения»; и ледяной взгляд, который он обращал ко мне, когда возникала пауза или когда я говорил что-то особенно порочащее; и змеиное безразличие — только так можно описать тот тип мышления, который позволяет психопатам совершать ужасные преступления и делать страшные вещи, не чувствуя ни грамма раскаяния. Все это смешалось в том взгляде, который он обратил на меня: я видел и враждебность, и презрение, и уверенность, что он представляет из себя очень многое, а я не стою и ломаного гроша.

Покидая свидетельское место, я оказался в нескольких дюймах от Конрада. Может, мне пора было дать волю своему гневу, презрению и даже триумфу? Я закончил то, что начал Гэри Пеппер, и уже не сомневался, что в ближайшее время Клайду Конраду не суждено выкапывать свои золотые клады. Получай, сукин ты сын! Но на самом деле я не чувствовал ни радости, ни печали. Проходя мимо Клайда Конрада, я не испытывал к нему никаких эмоций, словно он был уже мертв.

В тот вечер мы прекрасно поужинали с ребятами из армии, включая Гэри Пеппера, и несколькими следователями из Федерального ведомства уголовной полиции, немецкого эквивалента ФБР. Игорь купил нам пару бутылок рислинга и вручил мне еще одну, чтобы я отвез ее в Орландо Роду. Когда мы пили уже четвертый литр, Игорь наклонился ко мне и сказал:

— Джо, итог этих двух дней впечатляет. Ты молодец.

Меня много хвалили в тот вечер, но похвала Игоря стала лучшей — и последней. Наутро я должен был отправиться в Австрию, чтобы встретиться с Джейн и начать поиск мест, которые описывал Род. Мне не хотелось, чтобы утром у меня раскалывалась голова, а Игорь с немцами, похоже, собирались сидеть еще долго.

Когда я проходил мимо ночного караульного военной части, он спросил меня, я ли «герр Наварро», а затем протянул мне факс, который, по его словам, пришел из «Тампы, что во Флоридской Америке».

Прежде чем прочитать, я поднялся в комнату, опасаясь, что не смогу сдержать своей реакции. Это было весьма мудро, потому что сдержаться я и правда не смог. В сообщении было всего восемь слов:

«РР не получается обнаружить. Срочно позвони в офис».

Я узнал, что случилось, только когда около полудня приземлился в Вене: агент наблюдения перепутал такси в аэропорту Орландо и последовал не за той машиной. Рода Рамси нашли лишь через двадцать часов; он был неизвестно где, как раз когда новости о моих показаниях расходились по всему миру. Три часа из этих двадцати я лежал на кровати в Кобленце, Западная Германия, уверенный, что у меня сердечный приступ. Я был так взволнован, что утром забыл упаковать купленный для Рода рислинг. Он так и остался на комоде, когда я уехал во Франкфуртский аэропорт.