Читать книгу "Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике - Мартина Лёв"

Гражданская активность и локальный социальный капитал

Понятие социального капитала было привлечено Робертом Патнэмом и его исследовательской группой, помимо всего прочего, ради того, чтобы объяснить, почему административная реформа, проведенная по всей Италии, привела в разных регионах страны к совершенно несхожим результатам в том, что касается эффективности управления (Putnam 1993 [рус. изд. Патнэм 1996 – прим. пер.]). Неодинаковый успех реформ, считают Патнэм и его сотрудники, связан с тем, что в разных регионах наличествуют разные формы и разное количество социального капитала, который, выступая как своего рода эквивалент общества, оказывает влияние на эффективность и легитимность администрации.

Связь с темой собственной логики здесь в том, что такой фактор, как “гражданственность”, или “демократическая культура”, отражает наличие локальных ассоциаций и активность членов гражданского общества. Социальному контексту политических институтов (или демократической культуры) отводится не меньшая роль, чем им самим, – и в этом отличие данной концепции от чисто институционалистского подхода. Она предлагает многообещающую альтернативу такому подходу, если только нас интересует не чисто количественный подсчет и измерение эффективности гражданских добровольных объединений, а еще и содержательная сторона их деятельности. Ведь социальный капитал не везде одинаков, и именно благодаря своей укорененности в локальных гражданских сетях и ассоциациях он мог бы дать нам ключ к расшифровке процессов, подчиненных собственной логике городов и регионов. Он позволяет выявлять различия и объяснять непохожие способы решения проблем, поскольку с этой концепцией можно связать не только масштабы и структуру, но и содержание деятельности ассоциаций. Проблематика, очерченная Патнэмом, была впоследствии схожим образом проработана на материале многих других стран, в том числе и в одном сравнительном исследовании социального капитала германских городов (Cusack 1997). В нем с помощью количественного анализа тезисы Патнэма были подтверждены, но более подробное описание специфических взаимоотношений между социальным капиталом и локальным формированием институтов было снова оставлено другим исследователям, занимающимся отдельными кейсами (Maloney et al. 2000).

Локальные порядки знания / KnowledgeScapes

Опираясь на различные концепции и теории, Ульф Маттизен значительно расширил идею городского развития, основанного на знании, и обеспечил возможность ее применения в исследовании локальной политики. Он понимает KnowledgeScapes как гибридную смесь из типов интеракций (социальных сред, сетей) и комбинаций знания, которые могут оказаться важными факторами, влияющими на локальные практики управления и принятия решений. KnowledgeScapes или порядки знания можно привязывать к конкретным социально-пространственным контекстам, таким как города и регионы (Matthiesen 2006). Они образуют наличный (и обладающий, как правило, лишь временной устойчивостью) запас доминирующих оценок ситуаций, интерпретативных паттернов, возможных путей решения проблем, а также альтернативных способов действия. Понятие “порядок знания”, сформулированное с опорой на Фуко, подчеркивает в данном контексте существующие иерархии различных видов знания (например, экспертные культуры vs. обыденное знание), которые не одинаковы по своей внутренней структуре и по своим притязаниям на значимость (Wehling 2004)[121].

“Локальные порядки знания”, особенно в интерпретации Ульфа Маттизена, не тождественны тривиальному локализму. Локальное знание как специфическое знание о местных взаимосвязях и контекстах, которое откладывается и в форме рутинных действий и привычных практик, а также в форме институтов и организаций, не противостоит глобальным экспертным культурам как нечто, несовместимое с ними (как считает Fischer 2000), а вступает с ними порой в гибридные связи и ситуативные комбинации (Matthiesen 2006). Локальные KnowledgeSсарes вместе с сообществами знания, которые выступают их носителями, и с “governance arrangements” образуют структуру возможностей для преодоления проблемных ситуаций. По крайней мере, на основе специфических порядков знания и “governance arrangements” можно идентифицировать в городах разные стили или собственные логики обращения с проблемами. В таком случае собственная логика означает, что управленческие практики (performance) следуют специфическим местным закономерностям и комбинациям знания.

Когда подход, ориентированный на анализ порядков знания, применяется в исследовании локальных проблемных конструкций, он представляет собой многообещающую перспективу, особенно в сочетании с интерпретативным подходом анализа комплексных политических мер (Nullmeier 1997, Nullmeier/Rüb 1994). Если понятие знания использовать дифференцированно, то в поле зрения исследования попадут как фрейминг и рефрейминг локальных проблемных ситуаций, так и обыденное знание, релевантное для локальных процессов образования институтов. Институты – в широком понимании, как каркас социальных правил, – задают критерии адекватности поведения. Кроме того, они являются результатом накопления исторического опыта или рутинизации в обращении с проблемами: “Институты в своей эксплицитной и имплицитной форме есть аккумулированное и направленное на решение проблем знание” (Nullmeier/Rüb 1994: 51). Как показывают новейшие теории институциональности, подобного рода подход не обязательно игнорирует динамику знания: он позволяет увязывать ее с трансформацией институтов. Таким образом, дискурсивный или конструктивистский институционализм делает возможным динамичное видение общественных форм и практик управления и организации и обеспечивает связку с политологией знания (Schmidt 2005).

5. Заключение

Вопрос о собственной логике городов связан с изменением аналитического подхода. Если понятие “governance” не использовать просто огульно для всех эмпирически обнаруживаемых новых форм управления, а связывать его с современными институционалистскими теориями, то оно позволяет описывать собственную логику городского управления, не упуская при этом из виду материальные ограничения, с которыми связаны возможности немецких муниципалитетов. При этом становится очевидно, что называемая словом “governance” форма институционализации коллективного действия – например, в виде коалиций акторов, составленных ради обеспечения городу роста, или в виде городских режимов, – указывает нам на необходимость анализа собственной логики городов, которую мы не увидим ни во включенности в многоуровневые переплетения, ни в глобальных императивах (Elkin 1987; Stone 2001; Stoker 2000). Поэтому вопрос об автономии муниципальных образований отсылает нас к одному предмету, а вопрос о собственной логике городов – к другому. Состоявшаяся в начале 90-х гг. дискуссия о муниципальной автономии проходила, так сказать, еще в русле старого институционализма, который за минувшее десятилетие все больше и больше уступал место новым вариантам институционалистского подхода (Lowndes 2001; Bogason 2000: Haus 2005). Этот подход позволяет анализировать процесс локального институционального развития в том числе и вне жестких рамок формальных политических институтов. В последние годы уже неоднократно была продемонстрирована собственная логика городов, проявляющая себя в образовании новых институциональных констелляций на локальном уровне (Cole/John 2001).