Читать книгу "Заземление - Александр Мелихов"

Свеча наконец загорелась, но, пока он прилаживал ее в латунное гнездышко, все-таки пришлось раза два сдержанно шмыгнуть носом. И тут его кто-то настойчиво потеребил за локоть. В другом месте он, пожалуй, даже и отругнулся бы, но здесь пришлось, не поднимая глаз, покоситься, — та же бабуся протягивала ему сложенную вчетверо салфетку.

Не оборачиваясь, он отжал нос, а потом промокнул глаза и, пробормотав растроганное «спасибо», уже хотел улизнуть, но бабуся с самым жалостным видом стала у него на дороге:

— Вам нужно с нашим батюшкой поговорить. Пойдем, пойдем, не гордись.

И он понял, что перед нею можно действительно не гордиться и не стыдиться, если только это не одно и то же.

Бабуся привела его на чистенькую кухню и налила ему крепкого сладкого чая из старого китайского термоса, какие он видел только в Халды-Балдах, и исчезла, а он, чувствуя себя дураком, все-таки испытывал и облегчение оттого, что может еще немножко побыть там, где чисто и светло. И где к нему, кажется, действительно хорошо относятся.

Потихоньку глотая чай, чтобы не выказать жадности и чтобы надольше хватило, он, оглянувшись, от души высморкался в новую салфетку, которых в достатке было ввинчено в граненый стакан, и воровато бросил ее в урну под раковиной (серый пластик, имитирующий плетеную корзину), напоследок еще раз осторожно промокнув глаза, которые наверняка и без того были неприлично красные.

Однако молодой батюшка в черной стройной рясе пожимал ему руку так, будто ни в его появлении здесь, ни в его заплаканных глазах нет ничего необычного.

— Извините, я сюда случайно зашел, — с усилием объяснился Савл, чтобы не сделаться невольным обманщиком перед людьми, которые так по-доброму к нему отнеслись.

— Это как кому нравится. Все можно назвать случайным, а можно промыслительным, — батюшка улыбнулся ему, как старший младшему, хотя по возрасту был немногим старше Димки, и, дружелюбно кивнув ему на стул, сел напротив, по-домашнему положив черные локти на новую клеенку в сарафанных цветочках.

В глазах его вдохновенности было чуть больше, чем требовала ситуация, однако фанатизмом, маниакальностью и не пахло. Тоже типичный народоволец, он на их фотографии насмотрелся, когда собирался писать дипломную работу.

— Извините, но я в промысел не верю, — с усилием признался он, ужасно не желая огорчать столь симпатичного хозяина, но еще больше не желая его обманывать.

— Конечно, можно и не верить, — поспешил его успокоить народоволец. — Это зависит от выбора парадигмы. Вы читали Куна, «Структуру научных революций»? Значит, помните: всякая парадигма одни явления считает центральными, а другие периферийными, на них можно не обращать внимания. А изменится парадигма, и то, чем, казалось, можно пренебречь, именно это и становится центральным.

Батюшка оказался совсем не прост…

Видимо, поймав его удивленный взгляд, он пояснил:

— Я закончил электротехнический институт и аспирантуру, но защищаться не стал, понял, что мне этого мало.

— В каком смысле мало?

— В обычном. У всех же есть какая-то часть личности, которая требует чего-то более высокого, чем обычная жизнь. Но люди в основном стараются ее не слушать, считают какой-то глупостью, детской фантазией. Но некоторые не выдерживают и идут на ее зов. Я и пошел.

— А что, для этого обязательно идти именно в церковь? — Савл не хотел нарываться, но, скрывая свои мысли, ему казалось, он бы еще больше оскорбил на удивление симпатичного батюшку.

— Не обязательно. Но я не знаю, где еще ищут более высокого смысла жизни. Где говорят о бессмертии, о предназначении… А мне хотелось быть среди единомышленников.

— И вы их нашли?

— Конечно. Я не настолько оригинален, чтобы быть созданным в единственном экземпляре.

— И что, все православные оказались вашими единомышленниками?

— Конечно, нет. Люди не настолько примитивны, чтобы удовлетвориться одной истиной на всех. Даже священника каждый должен найти по душе. Это как врача. Вы, если не секрет, кто по профессии?

— Психотерапевт. Если это профессия. Разным людям и у нас нужны разные методики, разные личности… Кому-то нужен логик, а кому-то диктатор. Но все-таки никто из нас не требует, чтобы нам отбивали поклоны.

— Так и мы не требуем. И Богу они не нужны. Они нужны молящимся. Чтобы они чувствовали свое единение с единоверцами. И с прошлыми, и с будущими. А если кто-то без этого может обойтись, так и Бог ему в помощь.

— И у вас все так думают?

— Нет, конечно. И хорошо, что не все. Разным людям и требуется разное. Кому-то нужен я, а кому-то заведующий нашей церковной лавкой. К нему за советами ходят больше, чем ко мне, вам имеет смысл с ним познакомиться. Наша лавка метрах в двадцати налево.

— На вас можно сослаться?

— Конечно. Но это не понадобится, он сам с вами заговорит.

Чудеса, он и мимо этой лавки проходил раз сто и почему-то не замечал, хотя вот она, вывеска, выведенная славянской вязью.

Внутри все тоже было оплетено этой вязью — календари с ликами святых, разложенные по прилавку жития или как их там, и продавец за прилавком на фоне веселеньких иконок походил на священника гораздо больше, чем сам священник. Невысокий, но осанистый, весь в черном, с серебряной с чернью гривой (скоро Вишневецкого по серебру догонит), с круглой вьющейся бородой, похожей на серебряный с чернью мох, с испытующим взглядом крупных черных глаз под серебряными с чернью крупными бровями, он сразу оценил нерешительность, с которой новичок оглядывал помещение, стараясь, чтобы это было незаметно.

Савл взял с прилавка «Жизнеописания афонских подвижников благочестия» и сделал вид, что с головой ушел в предисловие. Похвальное слово Святогорскому монашеству инока Парфения. Духовник о. Григорий — болгарин († 1839). Духовник о. Арсений — русский († 1846 г.). Духовник о. Венедикт — грузин († 1862). Сокровенный старец — болгарин († 1862). Духовник о. Антипа — молдаванин († 1882). Неизвестный пещерник — грек († 1855). Старец о. Иоасаф — грек († 1872). Послушник Иаков Болгарин и сокровенный старец Старец о. Паисий — грек († 1869). Старец Длиннобрадый — грек († 1835). Старец Хаджи-Георгий — грек († 1886)…

— Вы, наверно, первый раз такую литературу читаете?

Пришлось поднять глаза и встретиться с суровым, но и сочувствующим взором глубоких черных глаз.

— Я читал несколько книг Вишневецкого.

— Вишневецкого мы не держим. Он экуменист.

И к католической ереси склонен. Это у него, наверно, от польских предков.

— Вера же не наследуется генетически…

— А вы что, верите, что человек произошел от обезьяны?

В голосе пророка прозвучала снисходительная насмешка, но черные глаза по-прежнему смотрели сострадательно и требовательно.

— Более правдоподобных версий нет…