Читать книгу "Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт"

Ева возмущенно протестовала, но в то же время признавалась, что ни за что на свете не желала бы быть хоть чуточку полнее.

На самом деле они оба были помешаны на своей диете. Фюрер был привередливым вегетарианцем и питался в основном свежими овощами, картофельным пюре и макаронными изделиями, завершая каждую трапезу компотом и минеральной водой. После смерти Гели в 1931 году он не притрагивался к мясу, птице, рыбе и даже к яйцам. Он заявлял, что невероятно разборчив, в то время как его любимым блюдом было картофельное пюре, политое льняным маслом, с поджаренным сыром сверху. С подросткового возраста он не употреблял алкоголя, разве что изредка выпивал стакан сладкого белого вина, разведенного водой. Он нанимал диетологов, постоянно изобретающих новые яства в попытках подстегнуть его аппетит. Его последняя и самая любимая повариха Констанце Манциарли поступила к нему на службу в 1944 году в возрасте двадцати четырех лет. Уроженка Инсбрука, она специализировалась на его любимой кухне — венской и баварской — и изо всех сил старалась удовлетворять его прихоти, а также кормить его питательной и разнообразной пищей. Она часами стояла на кухне, с неимоверным усердием сооружая десерты, от которых слюнки текли. Гитлер высоко ценил фрейлейн Манциарли, и тот факт, что она была некрасивой, застенчивой тихоней, ничуть не мешал Еве воображать невесть что, когда повариха обедала наедине с Гитлером, что случалось довольно часто. Гитлер постоянно жаловался на желудочные расстройства, но они были вызваны не пищей, а многочисленными сомнительными лекарствами, которые он принимал в соответствии с предписаниями своего любимого врача.

Доктор Теодор Морелль, личный врач фюрера с 1936 года, являлся, по сути, шарлатаном и прописывал всевозможные мудреные снадобья, в том числе несколько флаконов витаминов ежедневно. Морелль начал завоевывать доверие пациента с того, что вылечил его экзему, хотя ничего не смог поделать с метеоризмом (скоплением газов в кишечнике, ведущим к чрезмерному их выпусканию), вызванным, несомненно, обилием овощей в рационе. Сей недуг он лечил с помощью пилюль «Антигаз» доктора Костера, которые Гитлер принимал после каждой еды годами. То, что приходится глотать столько препаратов и так долго, должно было бы подсказать Гитлеру, что лечение не приносит ему особой пользы. Но он в своих решениях руководствовался скорее инстинктами, чем здравым смыслом, и слепо доверял недобросовестному медику. Только в 1944 году независимый специалист доктор Гизинг, который сам пробовал упомянутые таблетки и изучал их действие, обнаружил, что они не облегчают мучительные спазмы Гитлера, а, наоборот, служат их причиной, поскольку содержат предельно допустимую дозу стрихнина. Фюрер страдал стрихниновым отравлением! Когда Гизинг изложил свои выводы Гитлеру, тот отказался верить и выгнал его, продолжая возлагать надежды на опасно некомпетентного Морелля. Ева Браун ненавидела его, подозревая в шарлатанстве, и пыталась заменить собственным кандидатом, более надежным доктором Брандтом. Но хотя Брандт вошел в штат медицинского персонала Гитлера в Берлине, он так никогда и не занял место Морелля. Фюрер имел в своем распоряжении более умелых терапевтов и хирургов, но Морелль — этот жирный, распущенный мошенник с жесткими, как щетка, седыми космами — оставался фаворитом, пичкая Гитлера мудреными снадобьями и диетологическими консультациями.

Согласно свидетельству Морелля, Гитлер принимал двадцать восемь различных препаратов — одни ежедневно, другие по мере необходимости, включая клизмы с настоем ромашки, которые, как утверждает Морелль, Гитлер ставил себе сам. (Это всего лишь частично подтверждает слухи о пристрастии Гитлера к анальному сексу и вряд ли позволяет делать какие-либо выводы. Гораздо более вероятным представляется, что он предпочитал ставить клизмы самостоятельно, чтобы не показывать лишний раз свои деформированные гениталии, даже врачу.) Морелль не удосужился связать «бурую мочу», на которую жаловался Гитлер, с возможным наличием камней в мочевом пузыре — на такой диагноз указывали и другие симптомы. Кроме того, он не смог определить по дрожанию левой руки и левой ноги Гитлера зачатки (по всей вероятности) болезни Паркинсона. Его диагнозы строились, как правило, на догадках, и лекарства он прописывал непотребные. Но, раз уцепившись за что-то — человека, место, привычку, — Гитлер стоял на том непоколебимо.

Гитлер оставался в Бергхофе три недели в июне и июле, а также почти весь август 1937 года, чем несказанно порадовал Еву, хотя и проводил большую часть времени не с ней, а погрузившись в дела государства. Шпеер рассказал одному из следователей, допрашивавших его в 1945 году:

Когда ему [Гитлеру] предстояло принять важное решение, он уезжал в Оберзальцберг. Там его жизнь была скрыта от посторонних глаз. Фрейлейн Браун, которая только год или два назад стала появляться в Берлине, составляла ему компанию; и вообще он старался в такие периоды общаться с людьми, далекими от политики… Прогулки по окрестностям Оберзальцберга, включающие посещения маленьких гостиниц, придавали ему, как он говорил, внутреннего спокойствия и уверенности, необходимых для принятия решений, предназначенных потрясти мир. Подробно обсуждались вопросы искусства, архитектуры, просматривались фильмы. Учитывая его необычную привычку смотреть по два фильма в день, многие приходилось крутить по два-три раза.

О том, что он делал долгими часами, запершись с верхушкой партии и военными, Ева имела примерно столько же представления, сколько малыш, машущий на прощание ручкой папе, уходящему утром на работу. Ежедневное расписание Гитлера в Бергхофе практически никогда не менялось. Тем, кому приходилось придерживаться этого расписания вместе с ним, оно, должно быть, казалось невыносимо однообразным и скучным. По утрам царила тишина, жизнь замирала, пока не проснется Гитлер, что случалось обычно около полудня (один Борман с семи утра трудился в своем кабинете, составляя график фюрера, сортируя и проверяя его бумаги, решая, кого из посетителей ему следует принять). После пробуждения Гитлера начиналась суета: люди приходили и уходили, непрерывно звонил телефон. Кажется поразительным, что фюреру удавалось составлять колоссальные планы, затрагивающие жизнь (и смерть) миллионов, всего за несколько часов ежедневной работы без помощи современных средств связи, таких, как электронная почта, факс, и многочисленных ассистентов (канцелярию Гитлера обслуживало сравнительно небольшое количество людей). Но причина проста: он был ленив и оттого предоставлял своим соратникам проявлять инициативу до тех пор, пока мог быть уверен, что они выполняют его общие, обычно весьма расплывчатые, требования. Он предпочитал, чтобы его ставленники читали его мысли и действовали в соответствующем духе на собственное усмотрение, после чего руководящим работникам рангом ниже предстояло выполнять уже конкретные приказы. Эта праздность и явилась источником власти Мартина Бормана. Он понял, что Гитлеру хочется, чтобы его поменьше беспокоили, и взял на себя обязанность интерпретировать и фильтровать как желания фюрера, так и посетителей. Никого не допускали к нему без согласия Бормана, и многих ждала неудача, отчего рабочий день Гитлера заметно сокращался. Обед накрывали в два или даже в три часа. Первыми приходили Гитлер с Евой, затем официально приглашались их гости: