Читать книгу "Великие любовники - Клод Дюфрен"

Вокруг юного короля было полно воздыхательниц, каждая из них надеялась, что именно ей выпадет честь научить его тому, чего он еще не знал. Надо сказать, что независимо от короны будущий властелин Франции был бесспорно грациозен и соблазнителен. Так, по крайней мере, говорила его мать. «Этот монарх, – написала она, – превосходит других не только рождением, но и красотой. Он высок ростом, строен, смел, горделив и приятен, в лице его есть нечто очень нежное и величественное, у него самые красивые в мире волосы, не только из-за их цвета, но и по причине их волнистости. У него красивые ноги, красивая и правильная осанка. В общем, он – самый прекрасный и самый ладный мужчина своего королевства и, бесспорно, других тоже».

Даже если этот портрет приукрашен, чтобы пожертвовать своей невинностью, у этого человека была только одна проблема – проблема выбора. Надо полагать, что этот выбор был затруднителен, поскольку им занималась лично королева-мать. И всем девицам мира, которые готовы были стать добровольцами, она предпочла свою первую камеристку Екатерину Белье по прозвищу Кривая Като. Эта дама имела большой опыт в любовных делах. Кроме того, поскольку она была очень страшна, не было опасности, что король в нее влюбится. Все произошло ко всеобщему удовольствию. Като и ее муж, Пьер Бовэ, были щедро вознаграждены. Пьер Бовэ, простой продавец лент, получил титул барона и был назначен на должность советника короля. Можно себе представить, какие советы он мог ему дать. А Екатерину Анна Австрийская отблагодарила лично и подарила ей великолепный особняк.

Более серьезным было влечение, которое чуть позже король испытывал к Олимпии Манчини[149], одной из племянниц кардинала Мазарини[150]. Эта честолюбивая девушка очень скоро поняла, что Луи хотел получить от нее лишь мимолетное удовольствие, и предпочла устроиться более уверенно, выйдя замуж за графа де Суассон. А список королевских возлюбленных продолжила дочь фрейлины Анны Австрийской, мадемуазель де Ла Мотт. Эта красивая голубоглазая блондинка так серьезно увлекла короля, что это вызвало озабоченность королевы-матери, и Мазарини счел своим долгом вмешаться. Кардинал решил очернить девушку в глазах короля, оклеветав ее. Анна Австрийская вторила ему, и Людовик, продолжая еще находиться под влиянием матери, решил отказаться от того, что для него уже стало не просто любовным увлечением. Анна и Мазарини облегченно вздохнули, но даже не подозревали, что их ждало новое подобное испытание, но гораздо более опасное.

Чтобы Людовик смог развеяться от своих переживаний, как раз началась война против Испании. Следуя за победоносной армией де Тюррена[151] на разумном удалении от боевых действий и связанных с этим опасностей, король стал свидетелем битвы в Дюнах 15 июня 1568 года и заразился там лихорадкой, которая в течение нескольких недель угрожала его жизни. Когда он поправился, то узнал, что другая племянница Мазарини, семнадцатилетняя Мария Манчини, долго плакала, узнав про его болезнь. Это известие так сильно его взволновало, что он даже прослезился. Как известно, у Людовика XIV глаза всегда были на мокром месте, что, однако, не было признаком чрезмерной чувственности. Как бы там ни было, он стал уважать эту сестру Манчини, которой до того не уделял никакого внимания. Надо сказать, что она не была одарена природой, если верить описанию мадам де Мотвиль: «Она была такой худой, – сообщает нам дама из свиты королевы-матери, – а руки и шея казались такими длинными и костлявыми, что любоваться там было нечем. Она была черноволоса и смугла. В ее больших черных глазах еще не было огонька, и они казались жестокими. Рот был большим и плоским, и если бы не ее великолепные зубы, можно было бы сказать, что она совершенно уродлива».

Но зато Мария была умна, удивительно образованна для девушки того времени, а ее порывистые разговоры развлекали короля. Вскоре тот стал требовать ее присутствия рядом чуть ли не каждый день и получал от этого большое удовольствие. Осенью, когда двор перебрался в Фонтенбло, чего раньше не происходило, разговоры с улыбками начали походить на идиллию. На пикнике в лесу или прогуливаясь рядом верхом, Людовик был очарован ее высказываниями и глубиной знаний, значительно превосходивших его собственные. Нет сомнения, что именно благодаря Марии Манчини король обязан вкусом к живописи и литературе.

С каждым днем молодая «мазаринетка» приобретала все большее влияние на своего воздыхателя. Они уже дошли до обмена клятвами, а когда проект брака между королем Франции и дочерью герцога Савойского провалился, Мария ни на секунду не усомнилась, что это случилось из-за нее. Любовь короля вскружила ей голову и заставила потерять реальный взгляд на вещи: она уже видела себя королевой Франции. Возвращаясь из Лиона вместе с двором, Людовик и Мария стали отыскивать возможности чаще оставаться наедине. «Никогда, – воскликнула потом Мария Манчини, – никто не проводил время более приятно, чем это делали мы…» Действительно, каждый вечер влюбленные танцевали или пели ритурнели[152], которые специально для них сочинял бродячий комедиант по имени Батист, прославившийся впоследствии под фамилией Люлли[153]. Анна Австрийская, до той поры беззаботно считавшая это простым увлечением – надо сказать, что молодость короля проходила, – внезапно сильно встревожилась. А Мазарини вначале надумал мечтать: стать дядей короля Франции по жене, какая великолепная перспектива для сына бывшего слуги! Но очень скоро чувство реальности возобладало над мечтами: он как раз вел переговоры о женитьбе Людовика и инфанты Марии Терезы Испанской, что положило бы конец бесконечной войне между Францией и Испанией. Поэтому и речи быть не могло, чтобы такому грандиозному проекту смогли помешать чувственные причины. И Мазарини принялся урезонивать племянницу, требуя, чтобы та прекратила этот любовный роман. Но Мария, черпая силу в клятвах короля, не подчинилась дяде, не прекратила встречаться с монархом и даже рассказала обо всем тому, кого уже считала женихом. Ей не составило труда убедить его вмешаться. Не он ли повелитель? Людовик, действительно, помчался к королеве, где уже был Мазарини, и заявил, что не станет жениться на испанке, поскольку был намерен взять в жены Марию. И тогда началась редкая по накалу страстей сцена: монарх угрожал, негодовал, но его мать и кардинал были непреклонны, так как переговоры уже зашли слишком далеко и отказ от брака с инфантой означал бы развязывание новой войны между Францией и Испанией. Готов ли был король взять на себя такую ответственность перед историей? Людовик в отчаянии зарыдал и упал к ногам Анны. Но в конечном итоге он подчинился соображениям государственных интересов. Эти соображения стали основным принципом его правления.