Читать книгу "И снова я к тебе вернусь... - Дарья Сумарокова"

Я НЕ ИСПУГАЮСЬ. Я НЕ ПРОИГРАЮ.

Потому что я врач, и я умею вырвать туза из вашей колоды, причем в самую последнюю секунду.

Пространство открылось в нужном измерении — запах лаванды ударил в нос. Все тот же полумрак в коридоре, дверь в ее комнату чуть приоткрыта. Девушка лежала, замотанная в одеяло; поздняя ночь на дворе — а она не спит. Человек до последнего верит в чудо и ждет его, собирая остатки воли и совершая неимоверные усилия, которых уже никто от него не ожидает. Так бывает в нашем ремесле; уходишь вечером с работы и думаешь — завтра будем тетю или дядю хоронить. Утром приходишь — а вот хрен вам, товарищ доктор; тело дышит, смотрит и даже пытается улыбнуться. Девушка увидела меня, облокотилась на дрожащую руку и села на кровати. Никакого ужасного черного платья — только старая ночная сорочка с множеством кружев, кое-где отошедших от края подола. Я поставила свою поклажу на пол и села рядом в низкое неудобное кресло.

— Доброй ночи, мадам. Простите, не имею чести знать, как вас зовут.

— Меня зовут Елена. Я принесла лекарства и специальное питание.

— Простите за недоверие, однако я полагаю, лекарства все же из Нового Света, и стоят немалых денег. Я слышала о новом лечении люиса и чахотки.

— Нет, они не из Америки. Я вам уже говорила, откуда я, и это не бред. Потому и бесплатно, в мое время ваши деньги не в ходу. Я врач, как и вы, насколько я поняла.

— Какой же год у вас нынче?

— Две тысячи пятнадцатый. Почти сто лет прошло.

Она сидела, свесив худые ноги в огромных шерстяных носках; дышала тяжело, легкий свистящий звук сопровождал каждый вздох и каждый выдох. Отчаянный взгляд погибающего от инфекции больного, уже плохо понимающего, что происходит вокруг. Ни страха, ни сожаления.

— Уже с месяц лихорадка каждый вечер, потому неудивительно…

— У вас нет галлюцинаций, еще раз говорю. Если не верите, то погибнете. Я могу помочь, причем для вас ничего необычного не произойдет; за сто лет в медицине самое главное осталось неизменным — шприцы да ампулы. Вы живете одна или с семьей?

— Я живу с тетей, мама погибла от тифа в прошлом году. Не беспокойтесь, в такое время тетя спит, как дитя.

Значит, оставлять ничего нельзя — будет куча вопросов.

Я подняла мешок и показала ей содержимое. Долго сидеть больная не могла, взглянула вскользь и снова прилегла на бок, пытаясь натянуть на себя одеяло.

Я торопилась — выложила на краешек деревянного стола все необходимое, быстро развела несколько ампул и выставила банки с детским питанием. Не сбавляя темпа, чтобы не осталось времени одуматься, вколола в тощее бедро все, что доктор прописал, — три антибиотика, эуфиллин, гормоны, железо. Потом заставила выпить пару баночек питания и под конец дала таблетку аспирина. Придвинула поближе графин с водой, собрала пожитки и поскорее ушла, не выслушав до конца слова благодарности.

До конца года оставалась всего неделя, и теперь каждую ночь ровно полдвенадцатого я приходила к ней; закрывала дверь в свою квартиру и каждый раз благодарила мужа за крепкий сон.

Последние несколько дней перед праздниками все находились в приподнятом настроении — Костик жив и почти здоров, первый страх миновал; народ упоенно бегал за подарками и строил планы. Мои дни были заполнены магазинами, девчонками, генеральной уборкой в квартире; с приходом темноты реальность расслаивалась на две половины. Начало ночи было похоже на ад, каждый вечер становился все страшнее. Девчонка умирала — на фоне лечения инфекция распадалась, отравляя организм, провоцируя еще большую лихорадку и ужасающий кашель. Бледная и совершенно безропотная, больше всего она пугала своим измученным взглядом, полным надежды и веры в ночное привидение. Остаток ночи не приносил облегчения — я засыпала в метаниях и видела во сне искаженное страшной гримасой лицо Полины Алексеевны, она смеялась надо мной и пренебрежительно махала рукой. Руки древней старухи, ярко-красный маникюр на скрюченных от полиартрита пальцах и вызывающе безвкусное золотое кольцо с темно-синим камнем.

Тридцатого числа я зашла в плохо протопленную комнату, увидела ее и решила — до конца осталось всего лишь несколько часов.

Я убиваю ее. Ничего уже не поможет, поздно. Черт возьми, что же это происходит вокруг, что за события, откуда столько смерти и горя?! Ведь человек рожден быть счастливым, и больше ничего не надо. Все мы должны умереть в глубокой старости, окруженные детьми и внуками, прожить интересную и яркую жизнь. Почему все так? Опоздала ты, Елена Андреевна, однозначно и бесповоротно.

Я села на краешек кровати. Глаза закрыты, слабый пульс, обескровленное лицо, дыхание поверхностное, неровное. Сладковатый запах смерти пропитал холодные стены; с улицы доносились громкие вопли пьяных людей, а потом несколько выстрелов, где-то совсем близко; сразу после — противный женский визг, чьи-то крики о помощи, и все слилось в противной какофонии; звуки то нарастали, то становились тише. Я попыталась ее растолкать, но все напрасно — в ответ только слабый стон. Днем кто-то хотел накормить — на столе стояла чашка с бульоном, почти полная и остывшая. Запястье — пустое, пульса почти нет; звуки сердца — через раз, вдалеке и неровно.

В пакете должна быть ампула адреналина. Вдруг случится чудо. Боже, или кто там есть, я умоляю, пусть случится чудо.

Знакомый стук в груди, все выше, все быстрее и быстрее; время ускорялось, мысли понеслись узким клином, отбросив все лишнее.

На столе керосиновая лампа; под тусклым светом в большом полиэтиленовом пакете куча ампул, шприцы, баночки с питанием; целых три минуты потрачено — адреналина нет.

Все, оставила в столе, дома. Как можно быть такой дурой, невыносимо! Досиделась в теплом кабинете, в частной клинике… а может, уже нет смысла?

Шаг до кровати — она лежала без движения и признаков жизни, холодная рука безвольно сползла на край.

Не расслабляйся, черт подери. Помрет так помрет, но не на нашей смене. Неее, товарищи, мы просто так не сдадимся. Я выйду и вернусь, и ничего мне не помешает.

Длинный темный коридор, пол предательски поскрипывает, по ногам страшный сквозняк.

Если никого не встречу, то смогу вернуться.

Перед входной дверью на мгновение замерла — тишина.

ТАМ тихо, потому что на переходе не может быть звуков.

Глубокий вдох, лестничная клетка, ключи и новый финский замок; через секунду в лицо ударило тепло. Время ускоряется все сильнее; Катькин письменный стол, нижний ящик. ВОТ ОНО, есть, одна-единственная драгоценная ампула. Теперь надо вернуться, по-другому не может быть. Еще пару глубоких вдохов; сквозь узкую полоску тюля между тяжелыми шторами померещился свет фар подъезжающей машины.

Я успею, я смогу вернуться.

Пара прыжков до двери, один — между пространством и временем. Жизнь прервалась на несколько мгновений, пока я снова не села на край ее кровати. Тягучее слабое дыхание; губы, кончик носа, пальцы — все потихоньку заплывает безжизненной синевой. Полкубика адреналина в вену, еще половина и остатки гормонов в плечо, а дальше — будь что будет.