Читать книгу "Лев Ландау - Майя Бессараб"

— А в науке есть шаблоны?

— Нет. Если новая работа — она оригинальна, если повторение — она никому не нужна.

Появляются врачи.

— Насколько я понимаю, — говорит врач, — вы тут ведете научные беседы?

— Околонаучные, — уточняет Дау, — о науке мне сейчас еще рано говорить, надо сначала посмотреть последние журналы…

— Лев Давидович не верит в телепатию, — заявляет студентка.

— Как? — ужасается доктор. — В этом много скрытого смысла.

— Вот именно. Скрытый смысл можно усмотреть в любой глупости. Телепатия — обман трудящихся в чистейшем виде…

— Однако и за рубежом…

— За рубежом? — перебивает Дау. — Но буржуазии нужен обман. А вот нам он ни к чему.

— Но, согласитесь, в науке ведь есть необъяснимые явления.

— Нет! Любое явление науки можно объяснить. А жульничество — нельзя. В этом и состоит разница между ними.

После врачебного осмотра Дау спросил, когда прекратится боль в ноге.

— Терпение, Лев Давидович, терпение, — ответил врач. — Лучший лекарь — время. Знаете, если бы я был на вашем месте, я бы мог не думать, что у меня болит нога. Попробуйте! — Он сделал паузу. — Получается?

— Да!.. Я действительно могу не думать, что у вас болит нога!

— Один — ноль в вашу пользу, — сдается врач, прощаясь с Ландау.

Музыковедение, искусствоведение, театроведение и литературоведение, как уже упоминалось, Дау считал лженауками и называл «обманом трудящихся». Что же касается научного коммунизма и тому подобных дисциплин, то они приводили его в ярость. В них он видел особый вред и с величайшим презрением относился к людям, избравшим их своей специальностью.

А еще он постоянно твердил, что опера — противоестественна, что люди в реальной жизни общаются посредством живой речи, а не пения. Не понимал он и балета. И все же у Дау была любимая певица — Надежда Андреевна Обухова. Кора говорила, что он всегда задерживается у радиоприемника, услышав ее голос, слушает ее до конца и уверяет, что это единственная певица, которую можно слушать.

Как уже упоминалось, своего имени Дау не любил. Когда я однажды сказала, что у него прекрасное имя, он отрицательно покачал головой:

— Жалкое имя. И животное такое есть.

— Так звали нашего лучшего писателя.

— Единственное утешение.

— А какой прекрасный рисунок, где ты в виде льва, а теоретики — слепые котята.

— Для карикатуры еще куда не шло.

При его интересе ко всему, что происходило вокруг, тема имен возникала постоянно. Как-то я принесла подборку старых странных имен, попадавшихся в газетах и журналах. Дау оставил листок у себя и долго веселился, цитируя такие перлы, как Трактор Михайлович, близнецы Рева и Люция, девочка по имени Великий Рабочий, мальчик Джонрид и тому подобное.

— Не от большого ума отец назвал сына Разумом, — вздохнул он. Однажды и мне досталось:

— По-видимому, ты еще легко отделалась. Если бы ты родилась не накануне Первомая, а в середине осени, быть бы тебе Октябриной. И звали бы мы тебя Октей. Октя — это ужасно!

Он пришел в ужас, узнав, что я хочу назвать дочь Вандой. Мне пришлось выслушать не одно рассуждение по этому поводу даже после того, как ей было дано имя Ирина. Прошло много лет, а Дау нет-нет да вспоминал, какой опасности она избежала:

— Все хорошо в свое время и в своем месте. В Варшаве Ванда звучит естественно, а в наших краях такое имя воспринимается как вычурное. Я уже не говорю о том, что магазин есть такой.

Как-то я приехала к Ландау, когда он отобедал и просматривал газеты.

— Час от часу не легче, — сказал он. — Слыхала? Теплый переулок переименовали! В улицу Тимура Фрунзе.

В другой раз его внимание привлекла улица Вешних Вод:

— Одна такая улица еще ничего, но ретивые чиновники могут такого нагородить, что страшно будет взглянуть на карту города. Улицы надо называть просто, не мудрствуя лукаво. Первая московская улица называлась Высокая. Просто, понятно и русскому уху привычно.

— Дау, ты никогда не догадаешься, какого сорта это яблоко, — сказала Кора, придя с рынка.

— Новый сорт?

— Совершенно новый! — она выдержала паузу. — «Слава победителя».

— Какая гадость! Я его в рот не возьму! Какое мерзкое название! Совершенно подхалимское.

Он еще долго не мог успокоиться.

— Как ты могла это купить?

— Попробовала — вкусные, я и купила.

— Не надо было и пробовать.

Однажды Кора начала что-то рассказывать, потом передумала, на ходу решила переменить тему, запнулась, начала снова.

— Короче, пожалуйста, — попросил Дау.

— Короче нельзя.

— Тогда не надо совсем.

Известный чехословацкий нейрохирург Зденек Кунц, который был одним из первых зарубежных специалистов, консультировавших Ландау, предложил направить своего пациента в Карловы Вары. Врачи надеялись, что перемена обстановки, изумительный климат курорта и целебные воды пойдут на пользу больному. Лев Давидович обрадовался, что ему уже разрешают ехать на курорт, но его пугала перспектива полета, потому что в самолете он всегда чувствовал себя отвратительно, даже когда был здоров.

Чехословакия встретила его золотой осенью, и Дау страшно огорчился, что только мельком видел Прагу.

— Это один из красивейших городов в мире! Когда я выздоровлю, мы с тобой осмотрим его весь, — сказал он жене.

Лев Давидович попал в Чехословакию в 1965 году, когда отмечалось столетие открытия Грегором Менделем законов, которые привели к разгадке тайны наследственности. В санатории, где находился Дау, многие приняли его за генетика, так хорошо он объяснял своим собеседникам сущность учения Менделя, рассказывал о его знаменитых опытах, о поразительной их точности, о непостижимой смелости выводов. Дау искренне удивился, что молоденькая официантка ничего не знает о Грегоре Менделе.

— Мендель — национальная гордость чешского народа, — сказал ей дау. — Непременно достаньте о нем книгу, почитайте о его опытах с горохом, дающим алые и белые цветы. Это очень интересно!

Что ни день Дау справлялся у девушки, достала ли она книгу, и успокоился только тогда, когда она показала ему журнальную статью о Грегоре Менделе со схемами и иллюстрациями, которую она прочитала.

Через некоторое время после возвращения родителей домой Игорь сказал матери:

— Мама, я решил жениться.

— А не рано? Нельзя подождать выздоровления отца?

— Понимаешь, мам, на нашем курсе должно быть распределение. Свету хотят направить в Крым: она астроном. Если она уедет, я могу ее потерять.