Читать книгу "Людовик возлюбленный - Виктория Холт"

– А почему вы тогда не послали за мной?

– Я не посылаю за министрами, – резко ответила мадам де Помпадур. – Это было бы нахально с моей стороны. Если мне есть что им сказать, я прихожу сама.

– Вы сама любезность, мадам.

– Думаю, вам известно, месье Морепа, что по Парижу распространяют неприятные стишки про меня.

– Какая жалость.

– Вам не удалось поймать негодника, месье, поскольку вы, насколько я знаю, глава администрации Парижа.

– Мадам, я не могу больше выносить ваши упреки. Мы удвоим наши усилия, и, когда негодяй будет обнаружен, я обещаю вам, этот мерзавец будет отвечать перед самим королем.

Маркиза сосредоточенно посмотрела на министра.

– Насколько я знаю, месье, вы и мадам де Шатору не были большими друзьями, – промолвила она.

Морепа одновременно пожал плечами и повел бровями, пытаясь изобразить сожаление.

– Вижу, месье, что вы не особо дружелюбно относитесь к любовницам короля.

– Ну что вы, мадам, я глубоко их уважаю… – он изучил ее циничным взглядом, – и не важно, откуда они родом.

– Рада это слышать, – сухо ответила маркиза. – Я была уверена, что вы достаточно мудры, чтобы не наживать себе среди них врагов умышленно.

– Это у вас есть мудрость, мадам, – ответил Морепа. – Мудрость, которая удивительным образом сочетается с вашей молодостью и красотой.

У маркизы не осталось никаких сомнений, что он имел в виду под этим лживым комплиментом.

Она знала, что он собирается продолжать писать на нее эпиграммы, и тот особенно неприятный стишок, что она получила вчера вечером, являл собой хороший пример того, на что они будут похожи в будущем.

Маркиза поняла, что нужно незамедлительно показать эпиграмму королю, хотя это было и нежелательно.

Он хотел заняться любовью. Как всегда. Ей ни в коем случае нельзя выглядеть уставшей или тем более изнуренной. Они катались вместе, но Людовик мог провести в седле целый день и совершенно не утомиться. А маркиза вечером играла в небольшой пьесе, которую поставила сама для развлечения короля.

– Мадам, – сказал король в конце того вечера, – вы самая замечательная женщина во Франции. В ваших великолепных формах покоятся лучшие женские качества.

Очень хорошо, но у них еще ночь впереди, и, несмотря на все свои таланты, она безумно боялась этих ночей.

Но она собиралась разобраться с этими стишками. Маркиза знала, что и Ришелье, и Морепа ждут ее ответных действий, поэтому действовать нужно было без промедления.

– Людовик, – сказала она, – извините, что докучаю вам этим вопросом, но я очень сильно пострадала из-за этих жестоких стишков Морепа. Вчера вечером у себя на столе я обнаружила вот это. Я думаю, этот стишок слишком глубокое оскорбление, чтобы проглотить его, и я прошу вас прогнать Морепа с королевского двора.

Людовик вздрогнул и взял бумажку. Он прочитал стишки и покраснел.

Затем он сжег записку в пламени свечи.

Король взял маркизу за руку и повторил слова, которыми он распускал гостей в конце ужина:

– Время церемонии отхода ко сну.

Был час пробуждения короля, на котором присутствовал и Морепа.

Граф заметил изменение отношения короля к нему. Он понимал, что единственной возможностью для маркизы восстановить свою честь было показать Людовику стишок. Он почувствовал угрозу в том, как она вела себя, когда нанесла ему визит. «Более слабый человек, чем я, – говорил себе Морепа, – испугался бы, поклялся бы, что найдет негодяя и положит конец этим скандальным листкам!»

Но не таков Морепа! Испугаться любовницы короля? Он не боялся Шатору, так с чего вдруг ему бояться Помпадур? Шатору сделала его на какое-то время изгнанником, но что произошло потом? Она умерла, и он вернулся. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Любовницы должны знать, что их слава весьма коротка, в то время как министры остаются в должности до тех пор, пока им хватает на это мозгов.

В то утро король был в необычайно приподнятом настроении.

– Ну, граф, – сказал он, изучая Морепа взглядом, – вы сегодня странно выглядите.

– Ваше величество, я собираюсь пойти на свадьбу.

– Ух ты! Правда, ему идет ходить на свадьбы? Вы когда-нибудь видели человека, столь довольного собой?

– Ваше величество, я так доволен, потому что иду на чужую свадьбу, а не на свою собственную.

Король и все присутствующие засмеялись, и Морепа почувствовал удовлетворение.

– Постарайтесь получить максимум удовольствия, – сказал король. – Буду ждать вас в Марли.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответил Морепа, и его настроение стало еще лучше.

Морепа торжествовал. «Она показала ему, – думал он, – и вот ответ. Мадам маркиза, нет никаких сомнений в том, что ваши дни в Версале сочтены. Глупая женщина, вам стоило принять мои оскорбления. Вам стоило понять, что я тот человек, которому не смеет не подчиниться ни одна любовница. Я приношу любовницам короля неудачи».

Морепа не ослушался короля и вовсю развлекался на свадьбе, и, когда он вернулся в свои покои, его встретил один из слуг короля.

– Месье де Морпепа, – обратился он, – у меня для вас письмо от его величества.

Морепа попытался не выдать своего волнения, пока читал письмо.

«Месье.

Я говорил вам, что, когда я перестану нуждаться в ваших услугах, я сообщу вам об этом. Этот момент настал. Я приказываю вам представить просьбу о вашей отставке. Вы поедете в Бурже. Понтчертен слишком близко…»

Морепа попытался не выказать своего гнева и отчаяния. Он считал, что победил, а оказалось – проиграл. Известие распространилось по королевскому двору.

– Морепа получил письмо с печатью. Он уезжает в Бурже.

Ришелье не мог скрыть своего удовольствия. Королева, которая поддерживала Морепа, была опечалена.

Но весь королевский двор теперь знал, насколько глубоки были чувства короля к маркизе де Помпадур.

Мадам де Помпадур взяла за правило использовать в разговоре с министрами и послами многозначительное «мы». Она всегда была на стороне Людовика, а он с удовольствием осыпал ее подарками. Маркиза восхищалась прекрасным фарфором и проявляла большой интерес к работам в Винсенте, и, когда король даровал ей деревню Севре, Жанна Антуанетта стала вынашивать планы, как бы перевести производство фарфора к себе, чтобы за ним присматривать.

Но любой ее интерес был интересом короля; и лишь иногда, как в случае с Морепа, когда другого выхода больше не было, она старалась навязать ему свою волю.