Читать книгу "Сад камней - Яна Темиз"

Вчера он еще, между прочим, был горд собой: подозреваемого задержал, криминалистов вызвал, никому ничего трогать не дал, на место происшествия никого не пустил, свидетелей аж на иностранном языке допросил. Вполне профессионально вел себя, вполне!

Как настоящий сыщик. И Мария, кстати, так на него и смотрела: как на Шерлока Холмса какого-нибудь. Или на очень важное официальное лицо.

И Нихат к утру совсем уже было почувствовал себя и этим самым лицом, и крутым сыщиком – а тут, на тебе!

Нет, в каком-то смысле, конечно, повезло, еще как повезло: теперь-то понятно, что самому ему такое дело не потянуть, ошибки все потом вылезут, да и убийство повиснет, а начальству плевать, что у них такого никогда не случалось, а теперь хоть что-то можно исправить, а начальство опять же и не узнает, кто это тут такой умный!

Будет считаться, что он – Нихат.

Но другие могут считать что угодно – а самому-то каково?! Сам-то он понимает, что и там не доглядел, и того не учел, и этого не узнал… а как он мог, когда кругом кровь, женщины в обмороках и истериках, меч иностранный жуткого вида, подчиненные рты раскрыли и ни черта не могут?!

По-настоящему собраться помог ему допрос Марии.

Она сразу посмотрела на него как на того, кто в состоянии решить все проблемы, и он приободрился и, спрашивая ее паспортные данные, уже не испытывал никакой робости и даже получал удовольствие от неожиданно данной ему власти. Потом они вели разговор на равных: он задавал первые приходившие ему в голову и казавшиеся логичными вопросы, а она, словно не ощущая этого их равенства в непонимании случившегося, отвечала так старательно, так вдумчиво, с таким почтением к этим совершенно естественно возникавшим вопросам, как будто он был… ну просто мастером сыска.

На простейший вопрос она старалась дать обстоятельный, точный, продуманный ответ, и Нихату стало казаться, что он действительно все делает, как надо… умная женщина и та признала его несомненное право спрашивать ее о чем угодно и ни разу не подвергла сомнению ни одно его слово.

А теперь что?! Ему даже не хотелось показываться ей на глаза: кто он рядом с Кемалем? Даже не подчиненный – это как раз было бы не так обидно, субординация есть везде, и так ясно, что он пока не генерал! – просто менее опытный, менее знающий, ни черта не умеющий, пропускающий улики… лузер, и больше никто!

Конечно, в участке Кемаль вел себя тактично и ненавязчиво, алиби установить помог, в морг даже потащился… зануда! Все осмотрел, въедливо так, до ногтей поломанных добрался, волоски какие-то щипчиками в пакетики клал, потом созванивался, просил (тоже, видно, у себя-то невелика птица, ни разу ни голоса не повысил, ни нормального приказа не отдал, все «пожалуйста» да «если можно»!), договаривался… нет, повезло, что ни говори!

Повезло, а все равно неприятно. Когда тебя вот так мордой об стол, радости мало. Хотя очевидно было, что бурная деятельность Кемаля не имела прямой цели унизить его лично, Нихату казалось, что заезжий сыщик не может в душе не радоваться: ну, нормально это – радоваться собственным успехам.

Правда, надо признать: радости своей Кемаль не показывал, а позвонив очередной раз в Измир, и вовсе приуныл и сказал, что выгонят его с работы за всю эту самодеятельность. И Нихат совсем было проникся… но ехать вместе с ним к Марии – вот уж ни за что! Чтобы она с тем же почтением и старанием отвечала теперь не ему, а другому, а его игнорировала как мелкую сошку, не справившуюся с работой?

Нет уж… вот отчет начальство требует… работы полно, да, конечно, это дело самое важное, но… других опрашивать? Да, понятно, что эпицентр, так сказать, в поселке, а не в участке… черт, придется ехать – и хорошо, просто отлично, что пришлось!

С одной стороны, конечно, муж.

И так-то радости мало, что муж, а он еще принялся права качать, весь из себя крутой, права ему его подавай да переводчика.

С другой стороны, она его выставила вместе со всеми родственниками, и на Нихата смотрела совершенно по-прежнему, и отвечала только ему, а Кемаля как будто побаивалась.

И на ужин пригласила.

А вполне могла и не пригласить – кто он ей? И кто он теперь во всей этой истории? Мальчик на побегушках, отпечатки снять, оттуда посмотреть, то вспомнить…

Или зря он все это? Вон она как смотрела, так и смотрит: как будто он главный, а Кемаль – так, не пойми кто, она ему и улыбаться не стала.

Раньше, когда Нихат слышал очередную историю, что кто-то из знакомых женился на русской, или так влюбился в русскую, что вот-вот женится, что кто-то поругался со всей родней и уехал-таки в Россию, он относился к этому именно как к истории. Мало ли что бывает, никого из героев этих передаваемых из уст в уста преданий он лично не знал, роковые русские красотки представлялись ему какими-то модельными блондинками с фигурами куклы Барби, и как, где и зачем с ними знакомиться, Нихат представлял себе с трудом.

В Дидиме, а в последнее время и в Акбюке было много иностранцев: в основном англичане, французы в собственной, только для них построенной, особняком стоящей гостинице и – да, стали появляться и русские. Дачники или те самые русские жены с детьми и турецкими мужьями. Ничего особенного, даже модельного, даже суперблондинистого в них не было – разве что худоба да голубые глаза… впрочем, Нихат не присматривался, а голубые глаза вспомнились исключительно потому, что… понятно почему.

И кое-что другое тоже стало понятным. Например, что очень даже можно заинтересоваться русской женщиной. Не похожей ни на модель, ни на Барби, даже замужней, даже с ребенком, даже если тебе явно ничего не светит… и как не понять тех, кому повезло встретить такую, когда она была свободна, – наплевать на чужой язык, другую религию, мнение родни и прочие предрассудки!

На ней было другое, тоже по-летнему открытое платье, и ему нравилось, что она в платье, а не в шортах, как ее сестра и Айше – эти неотличимы в своей туристической униформе, а Мария… нет, понятно, что ничего из этого не получится, но смотреть и мечтать-то не запрещено!

Нихат отвернулся, чтобы случайно не выдать собственные мысли, и подошел к что-то обсуждающим у мангала мужчинам.

Руководил жаркой рыбы Николай.

Видимо, привык руководить и делал это по инерции, раздавая четкие, продуманные указания, которые все воспринимали как должное. Кемаль и Мустафа подавали ему то новую решетку, то веточки с лавровым листом, Михаил и сын служили посредниками между священнодействующими мужчинами и накрывающими стол женщинами и посылались то за солью, то за какой-нибудь тряпкой, то за картонкой, чтобы раздуть огонь, то за водой, чтобы его притушить.

Смешенье русских, английских и турецких фраз создавало шумную и приятную атмосферу легкой неразберихи и суеты, в которой все старательно стремились спрятать свои настоящие переживания: Айше и ее брат – боль и ужас, Кемаль – злость от собственного бессилия, Маша и Лана – страх и неловкость, Михаил и Николай – равнодушие к происшедшему и радость от встречи с женами, кажущуюся сейчас неуместной, он, Нихат – интерес к Маше и страстное желание самому разобраться в этом убийстве.