Читать книгу "Норвежский лес - Харуки Мураками"

Она загнала подряд три шара и промазала по четвертому. Я с трудом загнал один шар, а по следующему промазал, хотя он был совсем простой.

— Это все из-за повязки твоей, — утешила меня Хацуми.

— Да нет, просто не играл давно. Два года и пять месяцев кий в руки не брал.

— Так точно помнишь?

— Друг мой умер ночью того дня, когда мы с ним в биллиард играли, вот и помню.

— И ты поэтому после того бросил в биллиард играть?

— Да нет. Таких особых намерений не было, — ответил я, подумав. — Просто повода не случалось в биллиард играть. Вот и все.

— А как твой друг умер?

— Авария.

Она забила несколько шаров подряд. Глаза ее были очень серьезными, когда она решала, куда направить шар, и удары по шарам она наносила точно выверенными усилиями. Я глядел, как она откидывает назад аккуратно уложенные волосы, поблескивая золотыми сережками, ставит ноги в туфлях, похожих на бальную обувь, в нужную позицию и бьет по шару, поставив стройные красивые пальцы на сукно стола, и эта обшарпанная биллиардная казалась мне частью какого-то аристократического клуба.

Мы впервые были с ней вдвоем одни, и это был замечательный опыт для меня. Находясь с ней вместе, я почувствовал, будто моя жизнь поднялась на ступеньку верх. Когда закончилась третья партия — и третью партию она, конечно же, тоже выиграла — рана на моей руке слегка разболелась, и мы решили остановиться.

— Извини. Не надо было заставлять тебя играть... — сказала Хацуми с неподдельным беспокойством.

— Да ничего страшного. Рана-то пустяковая. Да и здорово было, — сказал я.

Когда мы уходили, хозяйка биллиардной, сухощавая женщина средних лет, сказала:

— Да у вас талант, девушка.

— Спасибо, — сказала Хацуми, улыбаясь. Затем она расплатилась.

— Больно? — спросила у меня Хацуми, когда мы вышли.

— Да не особенно, — сказал я.

— А если рана открылась?

— Да все нормально будет.

— Да нет, пошли-ка ко мне. Я посмотрю твою рану. Все рано повязку сменить надо, — сказала Хацуми. — У меня дома и бинты есть, и лекарства. Да и отсюда недалеко.

Я сказал, что не стоит, так как все не настолько серьезно, чтобы так переживать, но она упорно твердила, что надо посмотреть, не открылась ли рана.

— Или тебе неприятно со мной находиться? Может, тебе не терпится домой вернуться? — шутливо спросила Хацуми.

— Вот уж нет, — сказал я.

— Тогда не упрямься и пошли ко мне, тут пешком два шага.

До дома Хацуми на Эбису от Сибуя было пятнадцать минут пешего ходу. Квартира ее была не сказать чтобы шикарная, но довольно приличная, и там были и маленькое лобби, и лифт. Хацуми усадила меня за стол на кухне и сходила переодеться в комнату сбоку. Теперь на ней были толстовка с надписью «Prinston University» и джинсы, а симпатично поблескивавших до этого сережек видно не было.

Она принесла откуда-то аптечку, разбинтовала на столе мою руку, убедилась, что рана не разошлась, продезинфицировала рану и снова наложила чистые бинты. Делала она все довольно искусно.

Где ты стольким вещам научилась? — спросил я.

— Я когда-то в добровольной организации этим занималась. Там всему научилась, медпомощь и все такое, — сказала Хацуми.

Закончив перевязку, она принесла из холодильника две банки пива. Она выпила полбанки, я полторы. Затем Хацуми показала мне фотографию младшекурсниц из одного с ней клуба. Там действительно было несколько симпатичных девушек.

— Если захочешь подругу завести, скажи. Познакомлю мигом.

— Так и сделаю.

— Ты меня за сводню, наверное, считаешь, скажи честно?

— Есть немного, — честно ответил я и засмеялся. Хацуми тоже засмеялась. Смеяться ей очень шло.

— Что ты обо всем думаешь? Про нас с Нагасавой.

— В каком смысле, что я думаю?

— Как мне быть дальше?

— А что толку от моих слов? — сказал я, потягивая пиво, охлажденное ровно настолько, чтобы приятно было пить.

— Ничего страшного. Скажи, что ты думаешь.

— Я бы на твоем месте с ним расстался. А потом нашел бы кого-нибудь, мыслящего более душевно, и зажил бы с ним счастливо. Как бы ни стараться видеть в нем только хорошие стороны, встречаясь с ним, счастья достигнуть невозможно. Он живет не для того, чтобы стать счастливым или сделать счастливым кого-то. Когда с ним находишься вместе, с ума начинаешь сходить. На мой взгляд то, что ты с ним встречаешься уже три года, это само по себе чудо. Мне он, конечно, тоже по-своему нравится. Он интересный человек, и я считаю, что есть в нем и прекрасные стороны. У него есть способности и сила, за которыми таким, как я, и не угнаться никогда. И все-таки то, как он мыслит и как он живет, это ненормально. Когда я с ним говорю, у меня иногда такое чувство становится, будто я все время на одном месте кручусь и барахтаюсь. Хоть он и живет точно так же, как я, но он все равно поднимается все вверх и вверх, а я так и барахтаюсь на месте. И от этого ужасная пустота ощущается. Короче, сама система совсем другая. Ты понимаешь?

— Я понимаю, — сказала Хацуми и достала из холодильника еще пива.

— К тому же, когда он поступит в МИД, и обучение внутри страны у него закончится, что если ему тогда надолго за границу придется уехать? Что ты тогда будешь делать? До конца будешь ждать? Он ведь, по-моему, ни на ком жениться не хочет.

— Я тоже знаю.

— Больше мне тогда сказать нечего.

— Угу, — кивнула Хацуми.

Я медленно наполнил стакан пивом и стал пить.

— Я с тобой когда в биллиард играл, вдруг подумал, — сказал я. — У меня ни братьев, ни сестер ведь не было, я единственным ребенком рос, но никогда мне ни одиноко не было, ни брата или сестру никогда иметь не хотелось. Казалось, что и одному неплохо. Но когда мы только что в биллиард играли, вдруг подумал, вот хорошо бы у меня такая сестра была, как ты. Чтобы и умная была, и красивая, чтобы ей платье цвета «midnight blue» хорошо шло и сережки золотые, и чтобы в биллиард играть умела.

Радостно улыбаясь, Хацуми посмотрела мне в лицо.

— По крайней мере из того, что я за этот год от других слышала, от твоих слов мне радостней всего. Честно.

— Поэтому мне тоже хочется, чтобы ты была счастлива, — сказал я, чувствуя, что краснею. — Но вот ведь странно. С кем угодно, кажется, ты могла бы быть счастлива, но почему ты так привязана к такому, как Нагасава?

— Это, наверное, та ситуация, когда никакого выхода нет. Сама с этим ничего поделать не могу. Как сказал бы Нагасава: «Сама виновата, я тут ни при чем».

— Да уж, он бы так и сказал, — согласился я.