Читать книгу "Однажды на берегу океана - Крис Клив"

Она сказала:

— Я горжусь тем, какой путь мы проделали.

Я взяла ее за руку:

— Знаете, Сара, с тех пор, как я покинула мою страну, я часто думаю: как бы я то или это объяснила девушкам из моей родной деревни?

Сара рассмеялась и раскинула руки в стороны.

— Ну, и как бы ты вот это объяснила девушкам из твоей родной деревни? — спросила она. — То есть это же нужно как-то объяснить, правда?

Я покачала головой:

— Этого девушкам из моей деревни я объяснять не стала бы.

— Нет?

— Нет, Сара. Потому что сегодня я со всем этим прощаюсь. Теперь мы — девушки со своей родины. Вы и я. Мне не к чему и не к кому возвращаться. Мне нет нужды кому-то рассказывать эту историю. Спасибо за то, что спасли меня, Сара.

Я увидела, что Сара плачет, и я тоже заплакала.

Потом стало жарче, и берег заполнился людьми. Это были рыбаки; они входили в волны и забрасывали широкие блестящие сети. Это были старики, которые приходили, чтобы просто сидеть и любоваться на море. А еще были матери, которые приводили детишек поплескаться на мелководье.

— Нужно пойти и поспрашивать у этих людей, не расскажет ли кто-нибудь свою историю, — сказала я.

Сара улыбнулась и указала на Чарли:

— Да, но это подождет. Посмотри, как ему хорошо.

Чарли бегал по берегу и смеялся, и представьте себе, вместе с ним бегали местные детишки. Они смеялись и кричали, потому что в моей стране очень редко можно увидеть белого супергероя ростом меньше метра. Супергероя, чей плащ испачкан песком и промок от морской воды. Чарли хохотал вместе с другими детьми, бегал, играл в догонялки.

Было жарко, и я закопала ступни поглубже, в более прохладный песок.

— Сара, — спросила я, — как вы думаете, вы еще долго здесь пробудете?

— Не знаю. Ты не хочешь попробовать уехать со мной в Англию? На этот раз мы можем попытаться выправить для тебя документы.

Я пожала плечами:

— В вашей стране не нужны такие люди, как я.

Сара улыбнулась:

— Я англичанка, и мне нужны такие люди, как ты. Наверняка не мне одной.

— Люди скажут, что вы наивны.

Сара улыбнулась:

— Пусть говорят. Пусть говорят что хотят.

Мы долго сидели и смотрели на море.

Ближе к вечеру подул ветерок, и я задремала в тени деревьев на берегу. Солнце согревало мою кровь, и я не могла открыть глаза, а волны шумели, и я начала дышать размеренно, в ритме накатывавших на берег волн, и мне начал сниться сон. Мне снилось, что мы все остались вместе в моей стране. Я была счастлива. Мне снилось, что я журналистка, что я рассказываю истории о моей стране, и мы все — я, Чарли и Сара — живем в одном доме — в высоком, прохладном трехэтажном доме в Абудже. Это был очень красивый дом. Это было такое место, о котором я даже не мечтала в те дни, когда наша Библия заканчивалась на двадцать седьмой главе Евангелия от Матфея. Я была счастлива в приснившемся мне доме, и повариха и горничная улыбались мне и называли меня принцессой. Каждый день рано утром мальчик-садовник приносил мне дивно пахнущую желтую розу, чтобы я приколола ее к волосам. Роза трепетала на тонком зеленом стебле, и лепестки ее были влажными от ночной росы. Там были резная деревянная веранда, окрашенная в белый цвет, и сад, разбитый дугой возле дома, в котором росли яркие цветы. Я путешествовала по моей стране и слушала всевозможные истории. Не все они были грустные. Я находила много красивых историй. Некоторые истории были ужасны, но и в них была радость. Сны о моей стране такие же, как ваши сны, — они большие, как человеческое сердце.

В моем сне Лоренс позвонил Саре и спросил, когда она приедет домой. Сара посмотрела на Чарли, играющего на веранде с кубиками, улыбнулась и ответила: «О чем ты спрашиваешь? Мы уже дома».

Меня разбудил шум прибоя. Его шум был похож на звук открывающегося ящика кассы, когда все монетки ударяются о края отделений этого ящика. Волны с шумом ударялись о берег и отступали, ящик кассы открывался и закрывался.

Есть такой момент, момент вне времени, когда, просыпаясь под жарким солнцем, не понимаешь, кто ты. Сначала тебе кажется, что ты — деньги, потому что ты абсолютно свободен и можешь превратиться во что угодно. Но потом ты чувствуешь жаркое дыхание на своем лице и понимаешь: нет, ты — не деньги. Ты — жаркий ветер, дующий с моря. И тебе кажется, что тяжесть в руках и ногах — это тяжесть соли, наполняющей ветер, а сладкая дремота, охватившая тебя, — это просто усталость, ведь ты днем и ночью гонишь волны по океану. Но потом ты понимаешь: нет, ты — не ветер. Ты чувствуешь, как песок прикасается к твоей обнаженной коже, и на мгновение ты становишься песком, гонимым ветром по берегу, одной песчинкой среди миллиардов гонимых ветром песчинок. Как чудесно быть ничего не значащей. Как приятно знать, что нечего делать. Как сладко просто уснуть, как засыпает песок до тех пор, пока ветер вновь не разбудит его. Но потом ты понимаешь: нет, ты — не песок, потому что кожа, к которой прикасается песок, это твоя кожа. Ну, хорошо, допустим, ты — существо, у которого есть кожа. И что с того? Ты же не первое существо, которое уснуло под солнцем, слушая шум набегающих волн. Сколько рыб вот так выбросились на берег и бились на ослепительно белом песке, так что значит еще одна? Но проходит еще мгновение, и ты уже не умирающая рыба — и ты уже даже не спишь по-настоящему, и ты открываешь глаза, смотришь на себя и говоришь: «Ах, так значит, я девушка, девушка-африканка. Вот что я такое и чем я останусь». И шепот магии превращений твоего сна заглушает рокот океана.

Я села, сонно моргая, и огляделась по сторонам. Рядом со мной на берегу сидела белая женщина. Она сидела в таком месте, которое называется тень, и я вспомнила, что эту женщину зовут Сара. Я увидела ее лицо, ее большие глаза. Она смотрела в сторону. Взгляд ее был… я не сразу вспомнила слово из вашего языка… испуганным.

— О боже, — проговорила Сара. — Думаю, нам надо отсюда уходить.

Я улыбнулась уголками рта. «Да, да, — подумала я. — Нам все время надо отсюда уходить. Где бы мы ни находились, где бы ни находилось здесь, всегда найдется веская причина уйти. Такова история моей жизни. Я все время бегу, бегу, бегу, и нет ни мгновения покоя. Порой, когда я вспоминаю мать и отца и старшую сестру Нкируку, мне кажется, что я всегда буду бежать — до того дня, когда воссоединюсь с мертвыми».

Сара схватила меня за руку и попыталась поднять.

— Вставай, Пчелка, — сказала она. — Солдаты идут по берегу.

Я вдохнула жаркий, соленый запах песка. Я вздохнула. Я посмотрела в ту сторону, куда смотрела Сара. Солдат было шестеро. Они были еще довольно далеко. Воздух над песком был такой горячий, что казалось, будто солдаты плывут к нам на облаке, сотканном из какого-то заколдованного вещества, свободного, как мысли девушки, очнувшейся от сна на жарком берегу. Я прищурилась и увидела, как блестят на солнце дула солдатских винтовок. Эти винтовки были видны более отчетливо, чем мужчины, державшие их в руках. Винтовки выглядели как четкие прямые линии, а очертания человеческих фигур за этими линиями расплывались. Казалось, люди едут на своем оружии, словно на мулах, гордых и мерцающих под солнцем, но знают, что, если эти мулы умрут, они просто сядут верхом на других. Вот так выехало навстречу мне будущее в моей стране. Солнце сияло на его винтовках, солнце палило так немилосердно, что растопило мои мысли. Я не могла соображать.