Читать книгу "Моя судьба - Саша Канес"

Усман нарыл наконец лопатник с документами и, насупившись, протянул их инспектору.

— Да ладно! — засмеялся тот. — Уже не надо!

— Почему не надо? — удивился Усман.

— Не надо, и все! — ответил гаишник и лениво направил висящий на шее автомат на грудь чеченца.

— Эй ты, осторожнее тут! — забеспокоился Усман.

— А я всегда очень осторожный! — рассмеялся капитан и нажал на спусковой крючок.

Леня выскочил из своей машины и бросился вперед. Он испугался, что какая-нибудь из выпущенных пуль может срикошетить в малыша. Но все обошлось, если не считать того, что от грохота выстрелов Маленький Тао проснулся и испуганно заплакал.

— Ай-ай-ай! — воскликнул, не прекращая улыбаться, милиционер. Он помог Лене вытащить ребенка с заднего сиденья. — Не плачь, маленький! Прости глупого дядьку! Дядька больше так не будет — в следующий раз он глушитель прицепит!

Прижимая мальчика к себе, Леня побежал назад к той машине, в которой сюда приехал. Через час я увидела их обоих из иллюминатора эмчеэсовской «тушки». Они поднимались по трапу в самолет, направляющийся на Украину…

Кстати, из вечерних криминальных новостей того дня телезрители узнали, что некий житель Северного Кавказа, не имевший при себе документов, не справился с управлением автомобилем на ровном участке шоссе. Вылетев с полотна в лесозащитную полосу, незадачливый водитель сгорел там вместе со своим транспортным средством. Позднее кто-то из дотошных журналистов донес до общественности тот факт, что грудная клетка покойного бандита была разворочена автоматной очередью. Однако следственные органы авторитетно заявили, что эта незначащая деталь никак не меняет общей картины происшествия, имя которому — «несчастный случай».

Вот так Маленький Тао еще до моего прилета в Волгоград оказался у своего отца. Выписанные на ребенка документы были, по заверению Гошиного юриста, мордатого татарина с золотыми зубами, самые что ни на есть настоящие, и даже «еще лучше». Несколько раз я пыталась себе представить, как развивались бы события, пойми я тогда, едва приземлившись в Волгограде, что мужчина с ребенком на руках — Леня.

Мы с Леней сидели друг напротив друга в номере киевского отеля «Лебедь». Наш мальчик безмятежно спал на середине огромной двуспальной кровати, наевшись разведенной «Матерны». Увы, это было единственное, что я смогла ему предложить. Мы с Леней опять были вдвоем и… опять не знали, кто мы все-таки друг другу. Мне казалось, что он должен проклинать тот день, когда на свою голову открыл дверь уфимской комендатуры и столкнулся с готовой вот-вот описаться юной девицей. Я не знаю, почему так получилось, но именно после этого на него навалились сразу все неприятности: суд, «химия», репатриация, автомобильная катастрофа, бандиты… Да и моя жизнь тоже оказалась совсем не такой, какую я могла себе пожелать или хотя бы представить. Мы оба перенесли столько всего, что любые объяснения в нежных чувствах стали бы пошлостью. Проблема была не в том, чтобы понять, любим ли мы друг друга. Мы знали только, что принадлежим друг другу, как принадлежим этому существу, спящему сейчас между нами. А я принадлежу еще Даше, маме, Лине и, черт его побери, Роме. И Леня принадлежит сестре Оле и своей маме. И к тому же мы друг друга совсем не знаем. Сутки на уфимском вокзале, ночь в больнице, две минуты в машине перед трагедией на израильском шоссе и непонятно сколько часов в избе у целителя — вот и все! Те несколько дней, когда я видела еле живого Леню в гостинице «Украина», не в счет. Это был не он… И это была не я… Когда я впервые встретила его, то вообразила, что остаток жизни проведу смеясь и держа его за руку. Ведь у меня с этим человеком все общее — даже день рождения! Я верила и в то, что нам никогда не наскучит говорить друг с другом, шутить и смеяться. И вот, спустя годы, мы, усталые и молчаливые, сидели напротив друг друга, нахмурив лбы. Казалось бы, столько всего позади, и мы, вопреки всему, победили, но… не было ощущения счастья и покоя.

— Ну что, Леня, мой дорогой, как жить теперь будем? — выдавила я из себя нелепый вопрос.

Что он мог ответить? Он теперь вообще почти все время молчал.

На несколько секунд наступила тягостная тишина, которую прервал Маленький Тао.

Он приоткрыл почему-то только один глаз, сморщил нос и громко чихнул. Леня посмотрел на ребенка и улыбнулся — именно так, как тогда, много лет назад, стоя на платформе возле присланного им чудо-вагона. Тогда, провожая меня из Уфы в Москву, он был уверен, что скоро мы будем вместе. Скоро, совсем скоро… И вот, неужели это «скоро» наконец настало?! Маленький Тао снова чихнул и открыл второй глаз. Леня засмеялся, наклонился над ребенком, нежно поцеловал его, и я поняла, что снова живу!

Ключ от головы

и не только

Несколько недель я, как безумная, носилась по миру. Вначале я прилетела с Леней и нашим сыном на Кануй, но пробыла там только три дня. Этого хватило, чтобы обустроить Леню, маленьких Тао и Линю, а также приготовить все для приезда мамы, Даши и Ромы. Лене на время досталась роль няни, домработницы и кормящей матери одновременно.

Большой Тао встретил меня так, будто ничего не происходило. Он не стал слушать никаких благодарностей за все, что сделал для меня и моих детей и здесь, и в России. Сказал только, что очень огорчен — он явно переоценил реальные возможности господина Али-Хассана Култыгова. Меня же, несмотря на всю тяжесть пережитого, волновал лишь счастливый итог, и «разбор полетов» был ни к чему.

Припахав Леню, я опять бросилась в Москву, чтобы забрать оставшуюся часть своего семейства. Даша с Ромой уже совсем оправились от своих детских болячек, зато мама была не в лучшем виде. Несмотря на радость по поводу нашей встречи и рождения внука со странным именем Тао, она была все равно грустной и явно чего-то недоговаривала. На мой прямой вопрос о ее самочувствии она ответила только, что у нее от усталости и на нервной почве обострился давнишний гастрит. Я решила проверить, правду ли она говорит. Разъяснил ситуацию Евпатий. Выбрав момент, он оторвал меня от лихорадочных сборов и под предлогом необходимости обсудить какой-то хозяйственный вопрос попросил пройти с ним в теплицу, где и поведал, что за то время, пока меня не было, у мамы обнаружили рак поджелудочной железы.

Не говоря маме ни слова, я обратилась к нашему лечащему врачу, и тот с печалью подтвердил, что положение, увы, безнадежно. По его словам, маме предстояло угаснуть не позднее чем через полгода. Судьба не прекращала проверять меня на прочность. С моего прилета в Москву прошло двое суток. Через два дня мы должны были улетать в Таиланд, но я объявила маме, что мы завтра должны совершить еще одну поездку по моим делам и вся семья будет меня сопровождать.

Евпатия я тоже попросила к нам присоединиться. Поехали к Архипушке и Даша с Ромой. С дочерью я теперь не расставалась, а дебильноватого, приторможенного Рому оставить было не на кого. Я так и не рассказала маме, что мне известно истинное положение дел. Не стала объяснять ей и причину нашей срочной поездки в деревенскую глушь. Я и сама себе боялась признаться, что еду за очередным чудом. Честно говоря, я еще надеялась, что мне все же удастся в этот раз уговорить Архипушку с Егоровной переехать в мой пустеющий дом. Тогда и остающемуся на хозяйстве Евпатию будет веселее, думала я. Даже Козулю я по-прежнему готова была кормить одними ананасами, лишь бы целитель согласился таким образом облегчить свою жизнь и хоть немного утолить мое чувство благодарности.