Читать книгу "Тайна Розенкрейцеров - Виталий Гладкий"

Проницательному наблюдателю с острыми глазами, обладающему живым, хорошо развитым, воображением, могло показаться, что надвигается какой-то катаклизм.

Отступление 6. ВРАТА СУДЕБ

Ротгер волновался, как никогда прежде. Он будет охранять во время церемонии освящения храма розенкрейцеров членов Коллегии Святого Духа! О таком доверии посвященный ордена Креста и Розы его ранга мог только мечтать. Это значило лишь одно – ему светит повышение, предполагающее значительное увеличение денежного содержания, чего так страстно желала его молодая супруга.

Сарацын, руководивший строительными работами, уже отбыл, – его созидательный талант срочно понадобился в каком-то другом месте – и Ротгер остался единственным начальником охраны монастыря и святилища на холме с тремя курганами. А первым помощником Ротгера стал Чтан из Бискупиц, что вызывало ревность и ненависть у Гуго, который готов был удавить польского рыцаря в его собственной постели.

Чтобы не допустить конфликтной ситуации, Ротгер благоразумно удалил своего вассала из крепости, приказав ему снова почистить окрестные селения от разбойников и бандитов. Гуго, оскорбленный в своих лучших чувствах, словно сошел с ума. Его отряд рубил всех подряд и сжигал все, что могло гореть, без разбору, особенно одиноко стоящие мызы, полагая, что именно они являются рассадниками зла и убежищами для лесных братьев.

К Ротгеру уже не раз являлись ходоки из представителей местного населения с подношениями и нижайшими просьбами, чтобы он обуздал своего кровожадного вассала. Рыцарь дары принимал, – это почти всегда были продукты – но жалобщиков отправлял к Чтану.

Поляк, в совершенстве владеющий местными языками и диалектами, долго и с внимательным видом выслушивал ходоков, а затем с холодной вежливостью и не дрогнувшей рукой накладывал на крестьян очередную контрибуцию.

Брат Теофраст по причине большой занятости своими исследованиями совсем отдалился от компании, которую составляли приор Алоизий, Ротгер и Чтан из Бискупиц. Если он и приходил иногда на обеды, то ел быстро, пил мало, в разговорах участия почти не принимал и исчезал, едва насытившись. Теперь вход в его лабораторию был заказан даже Ротгеру. И не потому, что Парацельс не доверял рыцарю. Просто однажды он продемонстрировал Ротгеру некоторые свойства чаши, открытые им за последнее время. Это были уже не невинные опыты с превращением воды в розовую жидкость и извлечением из нее неизвестного металла.

После этой демонстрации рыцаря нельзя было заманить в лабораторию брата Теофраста даже калачом. Он лишь читал доклады слуги Парацельса и, по совместительству, своего шпиона о том, что творится в лаборатории. Но и мазур был напуган тем, что ему доводилось видеть, поэтому в его записях царила неразбериха и большая нервозность, и Ротгер с большими трудами докапывался до истины – насколько хватало у него ума и образованности.

Конечно, сам он, по своей доброй воле, никогда бы не сунулся разбираться с магией и алхимией (которые для человека средневековья были тождественны). Но от него ждал отчетов об исследованиях Теофраста вышестоящий брат из посвященных, один из руководителей «невидимых». А это уже было очень серьезно. О том, чтобы не выполнить указаний, исходящих из самого таинственного органа братства Креста и Розы, Ротгер даже не помышлял.

Ему уже не раз приходилось работать на «невидимых», и он знал, какая кара может настигнуть отступника, притом везде, где бы он ни находился. Но особенно не любили в братстве Крестовой Розы лазутчиков, принадлежащих к вездесущему ордену иезуитов. Их участь была ужасна.

Что касается шпиона, действующего в монастыре, то после неудачной попытки поймать его он затаился, лег на дно, и потуги Ротгера найти негодяя любой ценой были бесплодны. Однако рыцарь не успокаивался, и теперь его воины были всегда настороже и следили не только за окрестностями, но и за внутренней жизнью монастыря и крепости, в особенности ночью.

В это утро Ротгер проснулся очень рано и со странным томлением в груди. Это неприятное чувство, присущее, как он считал, только прекрасному полу, посещало его очень редко.

Последний раз оно вползло к нему в душу несколько лет назад, и тоже на рассвете, когда рыцарь с отрядом наемников усмирял взбунтовавшихся жмудинов[56]. Тогда он спасся лишь благодаря некоему предчувствию беды, сконцентрированному в чисто женском томлении духа и тела.

Ротгер вышел из шатра за секунду до того момента, когда на его походное жилище обрушился град дротиков и стрел. Все те, кто тогда спал вместе с ним в шатре, погибли, так же, как и боевое охранение – стоявшим на часах наемникам бесшумно и сноровисто перерезали глотки. Собрав оставшихся в живых воинов, рыцарь в отчаянной рубке сумел найти брешь в боевых порядках жмудинов и ушел на соединение с основными силами Ливонского ордена. С той поры он всегда прислушивался к своему внутреннему состоянию и немедленно принимал защитные меры, даже если не было видимой опасности.

Вот и сейчас, едва томление подняло его с постели, рыцарь с завидной расторопностью натянул на себя кольчужную рубаху, подпоясался ремнем, на котором висел меч, схватил малый щит и даже надел мисюрку. А еще он совсем не удивился, когда раздался стук, дверь опочивальни отворилась, и на пороге появился Гунд.

– Нападение на монастырь? – быстро спросил Ротгер.

– Хуже…

Слова Гунда, который явно был не в себе, озадачили рыцаря.

– Что может быть хуже осады? – спросил он, хмуро ухмыляясь. – Ну, разве что смерть. Да и то когда из-за голода приходится есть кошек, собак, крыс и даже земляных червей, переход в мир иной иногда кажется наилучшим выходом из сложившейся ситуации.

– Гуго у ворот…

– Что же здесь необычного? Вернулся из похода отряд, пусть охрана откроет ворота, а повара готовят завтрак. Уже пора.

Ротгер посмотрел на небо за окном, где занималась алая, как свежая кровь, заря.

– Все мертвы…

– Что ты сказал!?

– Я говорю, они все убиты…

Гунд на всякий случай отступил назад – он уже знал, каким бывает его сеньор в гневе.

– Это невозможно, – сказал Ротгер, глядя на Гунда остановившимся взглядом. Но он уже точно знал, что Гунд говорит чистую правду.

Ротгер выскочил во двор крепости как вихрь. Он увидел, что большинство его воинов стоят на стенах и отчаянно жестикулируют, а остальные, одеваясь на бегу, торопятся к ним присоединиться.

Когда рыцарь поднялся по лестнице в сторожевую башню, его встретил растерянный до невозможности Чтан с бледно-желтым лицом, на котором резко выделялись совершенно сумасшедшие глаза.

– Матерь божья, матерь божья… – с надрывом несколько раз повторил польский рыцарь по-немецки, перекрестился и молча ткнул указательным пальцем вниз и немного в сторону.