Читать книгу "Милый друг Змей Горыныч. Сборник литературно-философских эссе - Евгений Валентинович Лукин"

конкретное географическое измерение, а с другой — преисполнено чудесных памятников. Речь идет о старинном украинским селе Седневе, что на черниговщине. Когда-то здесь, на живописном берегу реки Снов, располагался древнерусский городок Сновск, который был разрушен ордынским войском в 1239 году. Спустя годы он возродился, войдя в состав Великого княжества Литовского, а затем и Речи Посполитой — только уже под именем слободы Седнев. Так Седневым он остался и поныне, разве что обрел по пути звание вотчины дворянского рода Лизогубов — удалых казацких старшин, сторонников русского царя Петра Великого и, вдобавок, предков великого писателя Николая Гоголя.

Имя Николая Гоголя возникает здесь не случайно, ибо его поэтическим дыханием пронизана буквально каждая страница сказания Анатолия Слепкова. Не так давно петербургский художник иллюстрировал незабвенные «Вечера на хуторе близ Диканьки», и, несомненно, своеобразный украинский колорит запечатлелся в его памяти. К тому же и в Седневе, где не раз бывал Анатолий Слепков, всё напоминает о той гоголевской Украине, которая мила каждому русскому сердцу. Вот древняя деревянная Георгиевская церковь, где снимался знаменитый художественный фильм «Вий» по одноименной повести Гоголя. Вот пятисотлетняя липа, под сенью которой одаренный кобзарь Тарас Шевченко сочинил поэму «Ведьма». А вот беседка на холме, где малорусский поэт Леонид Глебов написал стихотворение «Кручина», которое стало народной песней:

Стоить гора высокая Попид горою гай… Зэленый гай, густэсенький, Нэначе справди рай! Пид гаем вьется риченька, Як скло вода блешить, Долыною зэленою Кудысь вона бижыть. Край берега, у затышку Привьязани човны, А три верби схилилися, Мов журяться воны.

Это печальная песня — ключ к сказанию Анатолия Слепкова. Она создает былинный круг его повествования — река, гора, три вербы. Вокруг этих сакральных знаков и разворачиваются трагические события. Прислонившись к стволу вербы, старый мельник Омельян Сказка рыбачит на берегу реки и вспоминает о былом. Перед его очами протекает жизнь родной семьи, в которой, как в капле слезы, отразилась вся недавняя история Украины — гражданская война, батька Махно, голодомор и снова война, теперь уже Великая Отечественная. В этом страшном круговороте прошедшего столетия состоялось главное событие его жизни — любовь.

Она явилась к нему неожиданно, и он остался верен ей навсегда. В свободные от мельничного труда минуты он брал карандаш, бумагу и рисовал. «Главной же темой его рисунков была она, его необыкновенной красоты жена Ганночка, — повествует Слепков. — Подобно Богородице, она являлась на листах его бумаги то с одним младенцем, то с двумя». А всего любовь подарила Омельяну Сказке трех сыновей. С малых лет сыновья держались ближе к отцу: вместе заготавливали сено, вместе ловили рыбу, вместе поднимали в небо голубей. Полетом этих птиц с голубятни Омельяна любовались все жители Седнева. И немецким солдатам, однажды нагрянувшим в мирное село, они тоже понравились — как великолепные мишени. А когда сыновья отказались поднимать голубей в небо, пристрелили детей на глазах матери. И взвились в небо три голубя, три белых ангела, и устремилась она за ними: «Куда же вы, сыночки мои!» И навсегда сгинула Ганна в темных лесах, и остался Омельян в одиночестве. Схоронил сыновей на вершине горы — там, где накануне предал земле пристреленных немцами голубей. И пошел в партизаны — мстить за поруганную любовь.

Вот, собственно, и вся быль, рассказанная художником Анатолием Слепковым. В этом повествовании каждая строка — правда, начертанная кровью сердца, и каждое слово — символ, осененный высоким духом. Чтобы сотворить такое, нужно многое пережить, передумать, перечувствовать. И, пройдя через тяжкие испытания, сохранить в душе светлый образ мира, светлую память о своей любви. В сказании Анатолия Слепкова нет и намека на какое-нибудь нарочитое назидание, потому что оно здесь ни к чему — сама жизнь, сама любовь является здесь великим примером, образцом, поучением. Особенно это актуально сегодня, когда на русско-украинских рубежах полыхает смута, и ненависть пытается затмить любовь между братьями и сестрами и, кажется, никто не желает видеть слез детей и слышать рыдания матерей…

В русской литературе минувшего ХХ столетия есть немало шедевров, посвященных детским судьбам в годы Великой Отечественной войны. Это и повесть Валентина Катаева «Сын полка», и рассказ Владимира Богомолова «Иван», и роман Алексея Леонова «И остались жить». Когда-то подобные творения составляли главное, стремнинное движение нашей изящной словесности. Увы, сегодня это движение превратилось в тонкий ручеек. Книга Анатолия Слепкова «Три сына — три голубя» возрождает надежду, что никогда не иссякнет святая вода в колодцах народной памяти, и новые сказания о былом предстанут перед благодарными читателями.

* * *

Митьки победят всегда

Путевые тетради художника Андрея Филиппова

Андрей Филиппов — Митек. Правда, сегодня Митьки — слегка заезженная пластинка. Однако в этом нет вины Андрея Филиппова, Александра Флоренского или Владимира Шинкарева. В этом есть большая заслуга Дмитрия Шагина, который оказался наиболее коммуникабельным среди независимых художников.

К счастью, Андрей Филиппов оказался непричастен к этому публичному процессу. Он был вдумчивым художником, который более соответствовал принципу, некогда провозглашенному Владимиром Шинкаревым — главным философом Митьков. Этот принцип гласил: «Теоретически Митек — высокоморальная личность, мировоззрение его тяготеет к формуле: „православие, самодержавие, народность“, однако на практике он настолько легкомыслен, что может показаться лишенным многих моральных устоев. Однако Митек никогда не прибегает к насилию, не причиняет людям сознательного зла и абсолютно не агрессивен», то есть он — почти христианин или даже толстовец.

Об этом свидетельствуют «Тетради». Так называются опубликованные в 2019 году в Петербурге путевые заметки Андрея Филиппова, которые художник вел почти тридцать лет, начиная с «застойного» 1984 года, когда образовалась легендарная группа «Митьки». Вот одна