Читать книгу "Польский синдром, или Мои приключения за рубежом - Вероника Вениаминовна Витсон"

class="p">Что я делаю за открытыми дверьми в шкафу, разглядеть было невозможно. Я быстро схватила с полки загранпаспорт, небрежно засунутый между ворохом моего нижнего белья, и спрятала на своём теле. Получила я его совсем недавно, и у меня не было возможности сказать об этом Мирославу, потому что он был то пьян, то нежился в постели, отлёживаясь с похмелья.

Была ещё одна, более веская, причина, побудившая меня быть более скрытной. Однажды, когда Мирослав был абсолютно трезв, я высказала ему, что не выдерживаю его бесконечных пьянок, что его ораторское искусство, обостряющееся в определённой фазе опьянения, длящееся долгими нудными часами, действует на меня отвратительно, что мы разные люди, и что нам лучше по-хорошему расстаться. Зачем я не убежала тогда? Скорее всего, мне захотелось стать жертвой, чтобы со спокойной совестью развязать наш союз.

Я закрыла лицо руками и свернулась в клубок, превратившись в боксёрскую грушу, которую мой муж озверело пинал и топтал ногами. Наконец он обессилел, и оставил избитое тело корчиться от боли. Я ещё долго не могла пошевелиться, наконец, стиснув зубы и, превозмогая болевой шок, с трудом подползла к кровати, и путём неимоверных физических страданий опустила на неё своё истерзанное тело.

Прошла неделя, прежде чем я смогла подняться, и ещё долго зализывала саднящие раны, а муж терпеливо ухаживал за мной, но я не услышала ни единого слова раскаяния в содеянном изуверстве, и ни едииного – «Прости». Вот тогда-то я поняла, что или нужно смириться с судьбой, или решиться на обманный шаг, противоречащий моим жизненным принципам.

Я прилегла на кровать и, прикрыв глаза, нарисовала в своём расстроенном воображении очень трагичную сцену: меня насильно усаживают в машину и везут в игорный дом, а я на зло двум извергам, посмевшим лишить меня свободы, выбрасываюсь из машины на полном ходу, и моё бездыханное тело, распростёртое на асфальте, обретает вечную свободу. Но тотчас же забылась, растворившись в видении.

Не успев осмотреться в огромной зале, выложенной сероголубым мрамором, куда из окон, расположенных очень высоко под самым потолком, проникал рассеянный серо-голубой свет, я увидела силуэт женщины, давшей мне жизнь. Она появилась из противоположных дверей, являющихся границей между миром иным и нашим бренным. Она загородила собой порог, который я раньше своего пробившего часа намеревалась переступить. Я приблизилась к ней настолько, что видела каждый узелок, каждое переплетение нитей ткани, из которой была выполнена простого кроя одежда, ниспадающая с её плеч. Просторный кафтан, длинная свободная юбка и большой головной платок, перекинутый через плечо – всё было серо-голубого цвета, и я была поражена, что при жизни она никогда не носила одежд подобного стиля. Не успела я открыть рта, как серо-голубую залу наполнил её голос.

– Как смела ты прийти сюда?

Да, без сомнения, это был её голос! Разве можно забыть голос собственной матери?

– Моя жизнь зашла в тупик! Я расплачиваюсь за содеян-ное и не вижу выхода из создавшейся ситуации! – скорбно произнесла я, надеясь услышать слова сочувствия.

– Немедленно возвращайся, беги из плена и разводись сним! – крикнула она своим звучным голосом одну короткую фразу, вытесняя меня из мрачного помещения.

Глаза открылись, а в ушах ещё долго звучал повелительный голос матушки: «Немедленно, немедленно, немедленно...» Я никогда не смела противиться материнской воле, а чтобы выполнить её до конца, нужно было вначале обрести свободу.

Мой мозг воспрянул от спячки, я успокоилась и собралась с мыслями. Множество дерзких планов побега мне пришлось отбросить сразу же, поразмыслив здраво. Самый простой и распространённый способ, которым испокон веков пользовались беглецы всего мира – спуститься по простыням вниз из окна, пришлось отбросить по двум причинам: невозможность открыть окно и полное отсутствие простыней. Неужели подонки предусмотрительны настолько, что изъяли все простыни? Быть может, они просто забыли о них? Изверги, злодеи, ублюдки с уродливыми душами!

Я стала лихорадочно обдумывать линию своего дальнейшего поведения, решив в корне изменить тактику и прикинуться если не испуганной, то встревоженной своей дальнейшей судьбой – сделаю вид, что согласна работать с Веславом Боровским в игорных домах, откуда легче бежать.

Я нащупала с внутренней стороны пояса кармашек, о существовании которого не знал Мирек. Этот кармашек с застёгивающейся молнией я смастерила давно из предосторожности быть обворованной в польских поездах, где орудовали беспощадные воры. Купе вагонов, сделанных в Польше, не запирались изнутри, и это упущение вагоносоздателей дерзко использовалось бандитами. Они открывали раздвижные двери, впрыскивали из газовых баллончиков какой-то парализующий газ, прикрывали двери на определённое время и, когда всё живое, находящееся в замкнутом пространстве, теряло сознание, обезволенные тела незамедлительно обезденеживались. Вот тогда-то я и изготовила хитрый кармашек. В последнее время он пустовал, но перед отъездом Ирен насильно втиснула мне четыреста долларов. Я пальцами нащупала хрустящие бумажки – на первое время достаточно.

После совершения побега, в успехе которого я ни минуты не сомневалась, я не знала, куда податься. В Россию? Принимая польское гражданство, я с лёгкостью отказалась от всех гражданств СССР, тогда это было обязательным условием. Жить в своей стране на правах иностранного подданного? Ни за что!

И я приступила к первому шагу своего плана – затарабанила в двери ногами так, что через несколько мгновений ктото сунул ключ в замочную скважину, дверь приоткрылась и первое, что я увидела, – это ненавистный подёргивающийся ус моего мужа.

– Я хочу говорить с Веславом! Имей в виду, это срочно! –свирепо выкрикнула я.

Он вздрогнул и исчез, замкнув двери, а через минуту они явились оба.

– Веслав, этот разговор может состояться только междунами! Если, конечно, у тебя вообще есть желание обсудить всё по-хорошему! – сказала я как можно убедительнее и, отвернувшись, отошла в сторону окна.

Мгновение он колебался, но всё-таки произнёс:

– Выйди!

Мирек закрыл двери с другой стороны, и мы остались одни.

– Первым моим условием, – начала я сразу же, – очень дляменя важным, поскольку это поможет мне лучше сосредоточиться на концентрации и аккумуляции энергии, так необходимой в предстоящей очень трудной работе...

– Ну, ну, какое условие? – нетерпеливо прогоготал он.

– Я испытываю огромное желание и потребность в тоталь-ном одиночестве, и не потерплю в своей кровати этого хронического неврастеника. Вот моё самое главное условие!

– Хорошо! Но, ты будешь заперта на ключ! Так спокой-ней. Только не помышляй о побеге через окно – это невозможно!

– Далее. Какой процент от выигрыша получаю я в твоём«проекте»? Уж не решил ли ты, что я соглашусь работать даром?

Он замялся и нехотя выдавил:

– Если хорошо постараешься – десять процентов!