Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

– Я люблю тебя….

– Ты предашь свои не проросшие зерна пшеницы, и онитебе этого не простят…

– Я люблю тебя…

– Тебе придется все время подтирать лужи в ванной, а яникогда не откажусь от сигарет.

– Я люблю тебя.

Он снова был близко, он снова искушал меня, а я сноваискушала его – только для того, чтобы закрыть глаза и увидеть над собой егокрутой подбородок.

…Лишь иногда мы поднимались с простыней и ходили друг задругом по квартире, мы оставили в ванной на полу целое озеро воды, мы забыливыключить чайник, и он сгорел, мы забыли закрыть холодильник, и он потек, нонам было наплевать, нужно просто вернуться в комнату, только и всего…

…Почему Митяй не отключил телефон?..

Этот звонок синхронно вполз в наши затуманенные головы, онпреследовал нас у открытой пропасти близкого финала, он жужжал, как муха впаутине, он кричал, как брошенный ребенок, он не хотел отступать, он хотел вочто бы то ни стало добиться своего.

– Митяй, нужно взять трубку, – шептала я Митяю, невыпуская его из рук.

– Я тоже думаю, что нужно взять трубку, – шептал мнеМитяй, не выпуская меня из рук.

– Пойди и возьми.

– Да, сейчас. Поцелуй меня, иначе не возьму.

– Ты шантажист.

– А ты воришка. Поцелуй меня. Я поцеловала его, этозаняло несколько минут. Звонки прекратились, потом возобновились снова.

– Кто-то домогается тебя, – ревниво сказала я Митяю.

– Кто-то домогается тебя, – ревниво сказал мне Митяй. –Люди, которых я знаю, не такие бестактные.

Он все-таки поднялся и пошел к телефону. Это был короткийодносложный разговор, но я не прислушивалась к нему. Может быть, у насчто-нибудь получится, Митяй? Во всяком случае, мне хорошо с тобой…

Он вернулся в комнату и остановился в дверном проеме.

– Кто это был? – спросила я.

– Ева… Боюсь, тебе… Нам придется ехать на студию, Ева.

– Что-то срочное?

– Звонил твой приятель.

– Дядя Федор? Я же договорилась с ним… Что-тослучилось?

– Боюсь, что да. Убили вашу актрису.

Я похолодела, сидя в самой середине жаркой постели, я едване потеряла сознание, нет ничего тайного, что не стало бы явным. Я не испыталачувства облегчения от этого, я представила себе сухой неистовый профильБергман: столько ненависти впустую, столько усилий напрасно – и все для того,чтобы обнаженный молодой человек сказал обнаженной женщине в квартире где-то наЯкиманке: “Убили вашу актрису”.

– Ее тело все-таки нашли? – бесцветным голосом спросилая.

– Ты.., ты говоришь об этом так, как будто все знаешь.– Митяй во все глаза смотрел на меня.

– Да, я знаю. Нужно было рассказать тебе… Я знала обэтом с самого начала. Наверное, я первой обнаружила труп.

– О чем ты говоришь, Ева?! – крикнул он. Сейчас я всерасскажу ему. Господи, какое счастье наконец-то выговориться. То, что смертьактрисы скрыли, то, что она прошла незамеченной, как и большая часть ее жизни,– в этом была величайшая несправедливость. Теперь хоть это можно исправить.

– Я говорю об Александровой.

– Ну при чем здесь Александрова? Речь идет об убийстве.

– Ну да.

– Речь идет об убийстве, и ты не можешь об этом знать.Ты просто не можешь, не можешь знать об этом.

– Я сама видела тело.

– Да что с тобой, Ева?! Как ты могла видеть ее тело? Тымогла видеть только мое тело, только мое, слышишь. Ничего другого. Потому чтоее убили сорок минут назад.

– Кого?!

– Бергман. Сорок минут назад убили Фаину ФранцевнуБергман. Прямо на съемках, в перерыве.

Вцепившись в край простыни, я смотрела на Митяя и неслышала, что он говорит. Бергман нельзя убить, потому что это именно оназаколола свою конкурентку.

– Как – “убили”? Этого не может быть!

– Твой приятель ничего вразумительного не сказал. Онтвердил, что ты должна приехать. Я поеду с тобой, Ева.

…Когда мы уже собрались уходить, раздался еще одинтелефонный звонок, гораздо более короткий, чем предыдущий. Митяй не принималдеятельного участия в разговоре, лишь в финале ограничился двумя односложными“да” и фразой “я постараюсь”.

– Думаю, тебе не стоит ехать, Ева, – сказал он мне,положив трубку.

– Федор наплел тебе с три короба. – На минуту я дажеперевела дух, ну, конечно же, дитя порока дядя Федор решил разыграть меня,никакого убийства нет и в помине. Но почему такая странная шутка? Должно быть,флюиды не отомщенного убийства носятся в воздухе и с ними нужно бытьпоосторожней, их можно легко подцепить при пожатии рук или легком покашливании.

– Нет. К несчастью, твой приятель сказал правду. Звонилбосс, он подтвердил это. И просил меня – если я, конечно, тебя увижу, пока непоявляться на студии… Пока все не уладится.

Значит, это правда, никакой надежды на жестокую шутку.

– Я поеду. Мне нужно.

– Нет, лучше тебе не ехать.

– Неужели?

– Хорошо. Я прошу тебя не ехать, иначе…

– Иначе – что? Применишь силу к дамочке, с которойпереспал?

– К женщине, которую люблю, – с отчаянием в голосепоправил Митяй. – Но я не применю силу. Если ты хочешь….

– Мне нужно.

– Тогда едем…

* * *

…Вот и все. Ни единой мысли в пустой голове, кроменавязчивого рефрена – “этого не может быть, этого не может быть, этого не можетбыть”, впору подобрать какой-нибудь популярный мотивчик. Вот и все, господаприсяжные заседатели, защите стали известны новые обстоятельства дела, которыеполностью снимают вину с обвиняемой: она убита так же, как и жертва. Заседаниеокончено, вердикт вынесен.

Невиновна.

Подсудимую освободить из-под стражи в зале суда.

– Этого не может быть, – твердила я Митяю все время,пока мы добирались до студии, – этого не может быть.

Но если это правда – все твои аналитические записки наглянцевых грамотах гроша ломаного не стоят; реальной остается только одна: “ЯЗНАЮ, ЧТО ВЫ ЗНАЕТЕ. ЗАЧЕМ ВЫ СКРЫЛИ ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО…"

Мне стало не по себе.

То, первое, убийство еще можно было как-то объяснить, онавыглядело почти домашним, почти уютным, с вполне убедительным мотивом. Такоеубийство под силу раскрыть даже практиканту отдела по расследованию тяжкихпреступлений, никаких экстраординарных следственных действий – ищи, комувыгодно.