Читать книгу "Улыбка смерти на устах - Анна и Сергей Литвиновы"

Я кивнул.

— Как вариант, — продолжала Любовь моя, — можно представить дело, будто существует якобы некий клуб самоубийц. Его, дескать, посещают люди, которые хотят покончить с собой. И им там — помогают. Устраивают так, что с ними расправляются другие. Только фактически никакого клуба не будет — точнее, он будет существовать лишь в воображении тех персон, на кого я тебе укажу. Они станут считать, что да — есть, дескать, такая организация, однако вряд ли кто-то о ней расскажет, потому что все они довольно скоро отойдут к Господу. А для пущей привлекательности бизнес-проекта в качестве бонуса можно обещать пайщикам-концессионерам не просто смерть — знаешь, как в церквах просят: быструю, мирную и непостыдную, но нечто гораздо большее: смерть в момент пика наслаждения, наибольшей радости, торжества. «Тот, кто с нами, умрет с улыбкой на губах!» Могли бы такой слоган запустить, когда б наше дело было легальным. Да, ведь у каждого индивида собственное представление о наивысшем счастье. Какое у кого конкретно, я тебе скажу одновременно с фамилиями кандидатов, это можно определить по психотестам. Для одного, бабника и сибарита, счастье — высшие судороги любви. Для другого, человека азартного и честолюбивого, — выигрыш крупного приза или победа в соревновании. Для многих женщин счастье — когда возлюбленный делает предложение, вручает кольцо… А уж мы с тобой из этих потенциальных самоубийц составим цепь, в которой каждый последующий будет убирать предыдущего.

— Да, но при чем здесь Кристина?

— При том, что начнется эта цепочка — на твоей жене. А дальше мы расположим еще несколько звеньев, чтобы запутать следы. Притом никто из этого клуба самоубийц не будет знать и ведать ни о том, кто еще входит в ту цепь, ни о подлинной цели клуба.

Потом мы с Любой стали готовиться — тщательно и не спеша.

Первым (и самым главным для меня) звеном Любовь моя Михайловна определила давнего своего пациента, чиновника от энергетики Игоря Порецкого. У товарища два года назад умерла жена, тогда же он лечился у моей Любочки от депрессии.

— Для того чтобы подтолкнуть его к суициду, — сказала моя возлюбленная, — я подделала данные анализа крови в нашей клинике. По всем параметрам — у него цирроз, терминальная стадия, и, значит, жить ему все равно недолго.

Я засомневался:

— А справится ли? Такой вахлак, чиновник, инженер, с депрессией в анамнезе — наверняка никогда даже ни одной курице башки не срубил, а ты предлагаешь ему убить молодую девушку!

— Ты даже не представляешь себе, — возразила она, — на что способен человек, которого ты сумеешь освободить от моральных устоев. Ему ведь все равно умирать, и довольно скоро. Так почему бы не дать ему шанс — помочь уйти еще кому-то? Захватить с собой на тот свет? А потом: я ведь тебе только укажу кандидата. Дальше — действуй сам. Ведь ты же владеешь искусством вербовки. Вот и внуши человеку, что один раз убить — хорошо и правильно. И если он справится со своим заданием, то взамен сам отойдет в мир иной в максимально прекрасный, благоприятный момент.

Потом от нас с Любой потребовалось составить цепочку, синхронизировать все убийства по времени. И тут, конечно, непросто было: устроить так, чтобы одно преступление цеплялось за другое, и никто случайно не забежал вперед и не опередил следующего в цепи, а все действовали последовательно, один за другим: дедка — за репку, бабка — за дедку, внучка — за бабку, Жучка — за внучку.

Порецкий в моем представлении оказывался самым слабым звеном — получалось, что я подговариваю его убить свою собственную жену, как-то выходило слишком близко и очень стремно. Поэтому я вербовал его, загримировавшись до неузнаваемости. И в клуб в Ивкино не возил — санаторий ведь тоже слишком легко со мной, постоянным арендатором, связать. Мы с ним просто познакомились однажды в баре — и я понял, кстати, что он ходок и бабник, на чем, значит, легче всего к нему подобраться. И именно я предложил своей возлюбленной Любке Бобылевой, что исполнительницей номер два (и, соответственно, жертвой номер три) должна стать сексуальная наживка, лишенная моральных устоев. А Любовь моя Михайловна немедленно откликнулась: у меня, говорит, есть такая, работала в моей клинике медсестрой, зовут Ольга Мачникова. И ей как раз, очень удачно, совсем недавно диагноз поставили, не смертельный, однако крайне неприятный и неизлечимый: рассеянный склероз. А я, сказала, понимаю ее психотип, вижу, что девушка беспринципна и безжалостна, поэтому даю тебе карт-бланш на вербовку — только в постельку к ней не прыгай.

Девушку я тоже в клуб в Ивкино не вывозил, все-таки клуб — развлечение для мужиков, на них впечатление производит вот это все: полуголые девицы, любая выпивка и комнаты, приготовленные для разврата. Мачникову я завербовал в баре, и она, да, стремилась затащить меня в койку, но я помнил обещание, которое дал Любови, и ограничился чисто деловыми взаимоотношениями. А медсестра на вербовку пошла спокойно — а потом я ей с левого мейла прислал установочные данные на Порецкого, и девушка принялась за работу.

Вот у рекламного магната Бурагина никакого смертельного диагноза не оказалось, да и у Любови Михайловны господин этот сроду не наблюдался. Я познакомился с ним случайно, в том самом клубе в Ивкине, и почему-то он мне показался подходящей кандидатурой для нашей цепи. Создавалось впечатление, что он пресыщен жизнью и до крайности ею утомлен, вдобавок — неурядицы с женой, проблемы с бизнесом, который конкуренты собираются у него отобрать… Короче, я устроил тройственную встречу между мной, ним и Любой, она его осторожно позондировала и сказала, что Бурагин — годится. В следующее свидание, снова в клубе, я его завербовал, и он согласился уйти красиво — в обмен на то, что совершит убийство какой-то там медсестры.

Следующая жертва, режиссер Тучков, наблюдался в «Лечсанупре», когда-то его моя возлюбленная вытащила из алкоголизма и сочла его для нашего дела подходящим. В итоге он стал исполнителем номер четыре (и скоро станет жертвой номер пять). А его, в свою очередь, исполнить должна будет моя давняя знакомая и коллега — но просто исполнить, за деньги. И все, и конец. Цепь замыкалась. Чертовка Камилла, давняя сотрудница «Аквариума» (как с легкой руки предателя Суворова-Резуна именуют мое ведомство, ГРУ), знает в убийствах толк. Ее коронка — укол спецсредством в бедро. А вот Камиллу, исполнителя номер пять, уже никто, в свою очередь, убирать не станет. Жертвы номер шесть просто не будет.

И все сыграли свои роли, как по нотам! Просто блестяще, без сучка и задоринки! Но, видать, на самом последнем этапе режиссер Тучков дал маху — а откуда тогда взялась эта шалава Римма, что явилась ко мне в дом? Эх, надо было раньше замкнуть цепочку: убить этого невротика Тучкова непосредственно после того, как тот выполнил свою миссию и отравил на телешоу Бурагина. А так — сработать мы не успели и произошла утечка.

И, главное, эта частная сыщица Римма явилась ко мне в тот самый момент, когда Люба была у меня дома. Правильно ли мы поступили, что стали ее убирать? Точно ли я понял сигнал от Любы: действуй! Или надо было дать девчонке время, чтобы уйти? А самим, более спокойно, приняться за план отхода? Кто знает, кто знает. Похоже — по тому, что этот частный детектив тоже явился в тот же вечер, — времени у нас оставалось немного.