Читать книгу "Месть еврея - Вера Крыжановская"

— Не упрекай себя, отец, ты желал только моего счастья, но меня ужасает мысль потерять тебя. Бог на­казывает меня за мою жестокость, и я останусь совер­шенно одинокой, так как и мой ребенок не может слу­жить мне утешением. Вид его мучает мое сердце и делает меня дурной матерью.

— Не говори так, Валерия, у тебя есть брат, сестра, которые тебя любят, и муж, который жаждет прими­риться с тобой. Раскрой свое сердце прощению и забве­нию обид, и ты не будешь одинока.

— Нет, нет,— порывисто ответила Валерия,—я не мо­гу забыть, что Рауль бросил меня, запятнал мою честь. И какая может быть цель к примирению, если Амедей всегда будет стоять грозной тайной между нами. Я не могу жить с человеком, заподозрившим меня в низо­сти, который объявил, что между нами разверзлась пропасть.

— Не будь несправедливой,— сказал больной,— та­кое странное стечение обстоятельств естественно могло взорвать пылкого влюбленного молодого человека, но Рауль очень изменился. Любовь и вера в тебя воскресли в нем, что он доказывает своей нежностью к ребенку. Не отказывайся из гордости от мира и счастья. Обе­щай мне победить себя и не отталкивай Рауля, там я буду счастлив вашим примирением. Помни, что это моя последняя просьба.

— Постараюсь, отец, исполнить твою волю со вре­менем,— прошептала она, заливаясь слезами.

Через несколько дней после этого разговора граф умер, а княгиня занемогла от утомления и горя.

Как только ей стало несколько лучше, она объявила, что хочет вернуться одна в свое имение, но брат ее и Антуанетта равно, как и доктор, решительно воспроти­вились этому намерению.

Доктор требовал, чтобы она провела несколько ме­сяцев в Италии, чтобы укрепить свои потрепанные нер­вы и новой обстановкой сгладить грустные впечатления последнего времени. Очень неохотно, но все-таки Вале­рия уступила.

— Делайте, как хотите, я ни во что не вмешиваюсь,— сказала она.— Не понимаю, к чему ты и Рудольф так до­рожите моей жизнью? Разве из эгоизма, потому что для меня впереди ничего нет, ни цели существования, ни долга.

— Стыдись говорить так,— остановила ее Антуанет­та.— Молодая здоровая женщина и мать — не имеет цели в жизни? Я не говорю даже о другом лице, которое имеет право на твое прощение и любовь, так как ты клялась все делить с ним, но я напоминаю тебе, что ты христианка. Да, наконец, отдыхай себе и дуйся сколько угодно, мы и без тебя все устроим.

После этого длительная переписка завязалась между князем и графиней, которая уведомила его об отъезде Валерии и советовала воспользоваться этим обстоятель­ством, чтобы примириться с женой.

Князь с восторгом ухватился за этот проект и в ско­ром времени сообщил ей, что через доверенное лицо он нанял на берегу озера Камо две виллы на недалеком расстоянии друг от друга; одна поменьше предназна­чалась Валерии, в другой должен был поселиться он сам, чтобы охранять жену без ее ведома и выжидать случая примириться с ней.

Так как положение Антуанетты не позволяло ей ехать, то Рауль просил пристроить к Валерии надежную и верную компаньонку, которую можно было бы посвя­тить в их планы, чтобы она служила ему союзницей.

Эта вторая часть их заговора удалась, как и первая. Старая родственница, которую княгиня знала с детства и любила, изъявила согласие ей сопутствовать. Тетя Адель, как все ее называли, была одной из милых ста­рых дев, которые, кажется, для того и созданы, чтобы быть полезными другим. Услужливая, незлобивая, весе­лая, разговорчивая, не сплетница и всеми любимая, она живала поочередно в семьях своих многочисленных род­ственников. Когда Антуанетта посвятила ее в тайну отно­шений Рауля с женой и сообщила ей план князя, та вос­пылала рвением и поклялась сделать все возможное, что­бы примирить супругов. Тетя Адель любила устраивать супружество и не выносила семейного раздора.

Не подозревая о раскидываемой вокруг нее сети, Ва­лерия горевала об отце, упав духом, равнодушно согла­шалась на все приготовления и не противилась отсылке на озеро Камо, с безразличием относясь к переезду.

Накануне отъезда княгиня сидела в будуаре подруги, которая не сходила с кушетки, задумчиво, рассеянно гля­дя на свой портрет под руку с Раулем. Портрет их был написан в первый год свадьбы в подарок графу.

— Знаешь ли, фея,— сказала наблюдавшая за ней Антуанетта,—у меня есть для тебя нечто интересное, ус­лышанное от отца фон-Роте. Я уже давно собираюсь со­общить тебе эту новость, а за смертью папы и всеми хлопотами совсем про нее забыла.

— В чем дело? Ты знаешь, как я мало интересуюсь новостями.

— Зависит от новости,— смеясь ответила Антуанет­та.— Сколько ни ломай голову, все равно не отгадаешь: Самуил, или Гуго, как его теперь называют, крестился вместе с сыном.

— Возможно ли!—воскликнула Валерия, вздрогнув.

— Истинная правда, и отец Мартин совершил таин­ство. Несмотря на старания Мейера сделать все втихо­молку, тем не менее, обращение его заставило говорить о себе, да и братья Мойсеевы завопили. Не права ли я была,— продолжала Антуанетта,— говоря всегда, что

Самуил... фи! Гуго, хотела я сказать, не такой еврей, как все другие.

— Во всяком случае он очень изменился,— ответи­ла княгиня.— Я встретилась с ним в день моего прибы­тия в Пешт. Он побледнел, узнав меня, а я еще раз убе­дилась, что Амедей—живой его портрет. Во мне что-то перевернулось и, кажется, в эту минуту я его вознена­видела. Как знать, может Рауль и прав, подозревая ка­кую-нибудь гнусность в этом таинственном сходстве...

Заметив возбуждение приятельницы, графиня поспе­шила изменить разговор.

На другой день Рудольф был дежурным и поэтому не мог проводить сестру. Антуанетта не выходила по не­здоровью, и Валерия простилась с родными на дому, отправляясь на вокзал лишь в сопровождении теги Адели, горничной и лакея. Желая избегнуть толпы, кня­гиня выехала заблаговременно, чтобы вовремя занять купе, но она плохо рассчитала, и когда экипаж подъ­ехал, с вокзала выходила масса публики с только что пришедшего поезда. Во избежание давки Валерия шла медленно, представляя тете Адели идти вперед, чтобы скорей усесться с попугаем и собачкой, которых она взяла с собой, и множеством мешков и картонок. За­бавляясь ее суетливостью, Валерия с улыбкой шла по почти пустой зале, но в дверях вдруг столкнулась с господином, который входил, ведя за руку ребенка.

— Виноват,— проговорил он отступая, чтобы дать ей дорогу.

Звук этого голоса заставил Валерию поднять голову, и глаза ее встретились с огненным взглядом банкира.

Мгновенно, охваченная гнетущим чувством, она по­вернула голову, ища глазами ребенка, которого никогда не видела, и в эту же минуту глухо вскрикнула и, ша­таясь, прислонилась к двери. То были большие, бархатные глаза Рауля, то же выражение своеволья в складках рта, и те же пепельные кудри. Мальчик, с улыбкой и лю­бопытством на нее смотревший, был живой портрет князя.

При этом восклицании Валерии смертельная блед­ность покрыла лицо Гуго. Он хотел скорей пройти, но Валерия, коснувшись его руки, порывисто проговорила: