Читать книгу "Война на пороге. Гильбертова пустыня - Елена Переслегина"

Поэтом из них двоих был Второй. Первый иногда просто рифмовал за него, вот и сейчас у него получались метафоры для бедных: вдруг кто-то еще в Системе видит территории как лица... Если посмотреть из Космоса на Землю, то среди старых человеческих плит, черепахами этносов лежащих на земле, можно, наверное, предсказать битву молодых гигантов и инкубатор новых детей. Но перед этим необходимо написать «группу крови на рукаве» и выступить в поход, а не стратегировать на бумаге. А как прекрасно сидеть на попе ровно и стратегировать на бумаге. Еще неплохо раскланяться с официальными лицами и с чувством наполовину выполненной миссии вернуться на родину к семье. Героем. А вторую половину засунуть сами знаете куда. Обратить в сарказм и обвинить систему, если задали неудобный вопрос на брифинге уважаемых людей. Почему-то не грело то, что все так делают. Во-первых, Первый не знал, делал ли так отец, и предполагал, что нет. Во-вторых, Первый чувствовал враждебный японский дух на расстоянии, и если у всех остальных чем-то забиты ноздри, то это не его вина.

Японцы далеко, и смешно быть начеку за десять часов лету. Нет сейчас такой «чеки» и таких «чеков». Будущее всегда право, и это право оно получает вне зависимости от нашей воли и сознания. Это-то и раздражает его Шефа. Он хотел держать руку на пульсе и не заметил, как ему подсунули труп с моторчиком...

Смерть Друга сыграла для Первого очень важную роль: он перестал бояться. Вообще. Даже за своих. Это отсутствие страха должно было создать у маленького Мальчика «ядерный щит», которого ни у кого во дворе и в садике не было. На всякий случай. Дворы теперь закрывались на решетчатые ворота с ключами. Кастовость начиналась с дворов. Сделать новую социологию у Первого с его отделом еще как-то не дошли руки. Поэтому делили по старинке на «бедных» и «богатых», отдельно фиксируя интеллигентов, чиновников и предпринимателей. Получалось шесть слоев населения: бедные интеллигенты — маргиналы, богатые интеллигенты — эксперты, бедные чиновники — служащие, богатые чиновники — ЛПРы, бедные предприниматели — бандиты, богатые предприниматели — олигархи. Между группами шла миграция вверх—вниз и редко — горизонтально... В историях о перестройке экономики страны бывало всякое: и бандиты становились олигархами, и маргиналы — экспертами, и ЛПРы сливались с олигархами, что называлось сращивание бизнеса с властью — по Марксу олигархия и есть. Обывателей, то есть само рабочее тело «игры в Россию», Первый не рассматривал. Сам он считал себя выездным экспертом, неплотно сидевшим над отделом маргиналов. Служба пока терпела их, значит, горизонтальные связи не переродились еще в России. Шел 2002 год. Новости о Японии всегда писал кто-то из причастных к событиям. Первый много поездил, прежде чем понял, что начальников посольств и консульств цивилизационные приоритеты страны Россия не интересуют напрочь. Это были местно-княжеские отношения при границах и таможнях. Интересы государства там отошли куда-то на периферию и не спешили оттуда возвращаться, процветала челночная дипломатия: «ты — мне, я — тебе, а государства сами разберутся со своими благами и границами».

Времена русских Ямамото, играющих в стратегию с огнем, канули в вечность... Его друг Второй виртуально погиб при Мидуэе, а потом он еще некоторое время тянулся за жизнью, но так и не сдюжил... до посадочных огней. Книга была издана, споры о ней умолкли, в трех японских консульствах она валялась в библиотеках, пугая русскоязычных японцев мелким шрифтом и обилием технических характеристик самолетов и кораблей. Понимание этих характеристик не входило в компетенции работников культуры. Да и зачем? Японский издатель, возомнивший было познакомить с этим творением японского читателя, вдруг умер, днем ранее получив от дружественных русских макет текста с картинками, таблицами и картами. Сотрудники и новое начальство сочли это дурным знаком и отложили издание навсегда.

«На этом погиб стратег, невольник чести, — подумал Первый уже в дороге на работу, — а на его место на фоне Восходящего Солнца вылезла кудлатая голова сумасшедшего Шляпника». Японского фашизма Первый опасался куда сильнее немецкого, хотя бы и потому, что один был в прошлом, а другой ухмылялся из Будущего.

К статье он вернулся только к вечеру после утреннего вливания по поводу приезда очередного андалузского бизнесмена: «Интересно, на кой черт это японскому аналитическому отделу или мы теперь по совместительству парадные части, регулярно встречающие...».

«Не одолели бы нас жаббервоги», — ухмыльнулся подполковник и вышел на балкон у себя в кабинете. Захотелось курить. Демократизация коснулась и офисных зданий питерской охранки, они открылись миру, и мир равнодушно махнул им - давайте... Нева булькала, серые волны гонялись друг за другом под мостом. Японская папка опять начинала пухнуть в голове. Как здорово подражать Стругацким «даже в том, добром будущем вашем...». Пока в головах у российских феэсбешников лежат синие тетради минувших надежд, Россия отобьется. «Хотелось бы только знать, у скольких они остались... надежды-то... твои», — говорил Шеф, если был в подпитии. Нетрезвый, он был добрый вояка и хороший человек. Немного слабый. Этого хватало на то, чтобы раскатывать его самого, но не докатывать до сотрудников. Ему было далеко за пятьдесят, и он недавно потерял жену. Философские настроения с тех пор разбавлял коньяком и аналитическими байками прошлых времен. Название СВР не любил. Говорил: «мы — грушники старые — не чета вам».

«По словам дипломата, — читал Первый, вернувшись с холодного ветра, — принц был частым гостем в российском посольстве. Он очень любил устраиваемые там камерные музыкальные вечера. Также он являлся поклонником японского вокального квартета "Royal Nights", который известен исполнением русских и советских песен».

«Музыкальные вечера — отличная ширма для переговоров, мы обладаем тонким слухом не только для того, чтобы воспринимать музыку, но и чтоб слушать комментарии нашего собеседника, которые так музыкально вплетаются в исполняемое произведение, что никто, кроме вас, этого не слышит. Игра. Японцы давно уже играют, а мы все тужимся...», — говорил Шеф. Первому тоже очень не понравилась эта игра в сердечный приступ, и еще не нравился ему премьер Коидзуми, который, словно «Джек из Тени», выбирался на свет лишь тогда, когда позволяла традиция, и ни на йоту раньше. При этом сам премьер устойчиво носил неяпонскую шевелюру и собирал шляпы, балансируя на грани любимца публики и почтительного слуги императора. И ему чем-то мешал Такамадо... Интернет сообщал, что «Принц сам охотно играл в футбол, а также катался на горных лыжах». «И тут кто-то возьми, да и разбей ему сердце...»

Придется унять паранойю и попросить мать собрать очередное досье на японского Гитлера. Она вечно вычитает на французских сайтах что-нибудь совершенно левое дня французов, но весьма уместное для Первого. Мать была сделана в СССР. Там была другая история и другой способ ее анализировать. Первый владел им лишь отчасти.

«За пятьдесят лет изменилось немногое» — словно в отместку своим мыслям прочитал Первый в директории «Экселенц» под ссылкой со звоночком и усмехнулся: «Почему же немногое? Я родился и выжил, родил сына и нарастил брюшко. А чокнутый Ямамото умер и утащил с собой Второго, романтика, оставив мне его книги и женщин, чтоб я тут на Земле не скучал. И с этого времени прошло меньше пяти лет».