Читать книгу "Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Пайпс"

Большевистский переворот застал Алексеева в Москве. Осознав, что новые власти не собираются выполнять обещания, данные Россией союзникам, и не смогут остановить процесс разложения армии, он направился на юг, в районы поселений донских казаков, с намерением собрать остатки боеспособных сил и возобновить войну против Германии. Совет общественных деятелей — неформальный союз видных сограждан, в котором преобладали либерально настроенные конституционные демократы, — обещал генералу свою поддержку[13]. Приехав на Дон, он создал группу из 400–500 офицеров, известную под названием «Алексеевская организация», — удручающе небольшую, особенно принимая во внимание, что толпы демобилизованных офицеров обретались тут же, ведя праздную жизнь и выжидая, что еще случится.

В штабе Алексеева в Новочеркасске скоро собрались и другие военачальники, выехавшие из большевистской России. Самым выдающимся из них был генерал Лавр Корнилов, сбежавший из тюрьмы в Быхове, куда его засадил Керенский в августе 1917-го, и в замаскированном виде проделавший немалый путь через вражеские территории. Порывистый, бесстрашный, боготворимый войсками, он стал идеальным дополнением к аналитичному и сдержанному Алексееву. Последний, восхищавшийся военными дарованиями Корнилова, но не доверявший его политическому чутью, предложил распределение ролей, согласно которому Корнилов принял бы на себя командование войском, в то время как Алексеев нес ответственность за политический курс и финансовое обеспечение армии. Корнилов отверг это предложение, потребовав безраздельной власти; в противном случае он угрожал уехать в Сибирь.

Спор двух генералов разрешился в январе 1918 г. с помощью политиков, приехавших из России в Новочеркасск, чтобы оказать помощь военному командованию. Среди них были Петр Струве и Павел Милюков, самые выдающиеся умы соответственно консервативного и либерального движений в стране. Они и их сопровождение приняли сторону Алексеева и предупредили Корнилова, что если он не согласится на разделение полномочий, то не получит финансовой помощи. Корнилов уступил, и 7 января был заключен договор, согласно которому Алексеев возглавил материальное снабжение и «внешние сношения» новой армии (под последними подразумевались в основном отношения с донскими казаками, на территории которых формировалась армия), а Корнилов стал главнокомандующим. Был создан «политический совет», частью из генералов, частью из политиков, для управления политическими делами армии и установления контактов с сочувствующими, находящимися на территории большевистской России. В заключение «Алексеевская организация» была переименована в «Добровольческую армию».

По предложению бывшего террориста-революционера, а впоследствии социал-патриота Бориса Савинкова, Добровольческая армия выпустила туманное программное заявление, в котором ее задачи определялись как борьба с «надвигающейся анархией и немецко-большевистским нашествием» и за новый созыв Учредительного собрания24. Британия и Франция прикомандировали к Добровольческой армии свои миссии; последние посулили выделить большие суммы денег (обещание, которое так никогда и не было исполнено)25. Обещанием в тот момент содействие союзников и заканчивалось. Они не хотели оказывать более открытой помощи Добровольческой армии, опасаясь подорвать усилия своих дипломатов, направленные на то, чтобы отговорить большевистское правительство подписывать сепаратный мир с Четверным Союзом.

Желая насколько возможно увеличить дистанцию между собою и политиками, Корнилов переместил штаб в Ростов. Начальником штаба он назначил генерала А.С.Лукомского, товарища по тяжелым дням конфликта с Керенским26. В армию записывалось по 75–80 добровольцев в день, и к концу января 1918 г. ее численность достигала 2000 человек, в основном младших офицеров, кадетов и старшеклассников, горевших патриотизмом и рвущихся в бой; нет данных о том, чтобы добровольцами становились солдаты27.

С самого начала судьба Добровольческой армии и ее наследницы, Южной армии, была тесно связана с донскими, кубанскими и терскими казаками, на чьих территориях генералы разворачивали свою деятельность и из чьих рядов вербовалась значительная часть войск. В этом-то, как вскоре выяснилось, и заключалась основная их слабость, поскольку казаки оказались союзниками недобросовестными и ненадежными.

Донское войско являлось самым крупным казачьим формированием в царской армии, составляя основную часть его кавалерии; гораздо меньшее количество сабель поставляли кубанские и терские казаки. Донские казачьи поселения были основаны в шестнадцатом веке на ничейных землях на границе Московии, Турции и Оттоманской империи беглыми крепостными, ставшими там промышлять охотой, рыболовством и грабежом мусульманских поселений. Со временем российское правительство ограничило их независимость и привлекло к себе на службу, наряду с другими казачьими войсками. В вознаграждение за несение общей воинской повинности казаки наделялись щедрыми земельными угодьями; ко времени революции из 17 млн. га пахотной земли в Придонье 13 млн. га принадлежало им, так что на двор приходилось до 12 га28 — надел, в два раза превышавший средние крестьянские в Центральной России. Казаки стали основным оплотом царского режима, и их часто призывали для усмирения городских беспорядков. В Первую мировую войну они выставили 60 кавалерийских полков. Когда во второй половине 1917 г. русская армия начала распадаться, эти полки, сохраняя строй и выправку, самочинно отправились по домам. В июле казаки избрали атамана, генерала Алексея Каледина, российского патриота, предложившего свои услуги Добровольческой армии.

Два миллиона донских казаков оказались, однако, для Добровольческой армии приобретением сомнительным: Каледин предупредил друзей-генералов, что не может поручиться за лояльность своих людей. Казаки отказывались признавать советское правительство, но поступали они так не потому, что сомневались в его законности, а из-за опасения потерять собственность, которой угрожал изданный властями Декрет о национализации частных земель. Положение на Дону волновало казаков куда больше, нежели судьба России: по мнению Деникина, их мысль можно было сформулировать следующим образом: «До России нам дела нет»29. По мере разрушения Российского государства интересы казачества все больше обращались на поддержание собственной безопасности, заключавшейся в основном в охране богатых земельных угодий от внешнего и внутреннего посягательства. Только ради этого и только в таких рамках готовы они были сотрудничать с антибольшевистскими генералами. До того как Германия потерпела поражение в войне и вывела войска с территории России, основной своей задачей казаки считали провозглашение независимой Донской республики под покровительством кайзера. Они присоединились к белым, только когда потеряли немецких покровителей. Лев Троцкий совершенно справедливо заметил, что, если бы Красная Армия не нарушала границ их территорий, никаких казачьих волнений не возникло бы30. Перемещаясь за пределы собственных владений, донские казаки неизменно начинали мародерствовать, и главными их жертвами становились евреи. Такая же ситуация складывалась с кубанскими и терскими казаками, продолжавшими считать себя независимыми народами на протяжении всей гражданской войны, даже если они не могли контролировать белых на своих землях; вступали в ряды Добровольческой армии они в основном из-за желания пограбить гражданское население.