Читать книгу "Теория противоположностей - Элисон Винн Скотч"

Он целыми днями, неделями, месяцами спрашивал себя: что, если? Что, если бы они выбрали другой отель? Если бы поехали через Тампа, а не через Майами? Если бы остановились поесть куриного супа с лапшой, а потом решили в тот день дальше не ехать?

Но все эти мысли не могли вернуть Уильяма. Все равно ничего бы не изменилось.

Так что мой отец засел за докторскую диссертацию и сначала все пытался выяснить, когда, как и почему он мог поступить иначе, а потом пришел к выводу, что поступить иначе все равно бы не получилось. С каждым годом его все глубже и глубже засасывала эта трясина.

Мама любит вспоминать историю моего рождения. Когда я появилась на свет, вопящая, пунцовая и окровавленная, доктор поднял меня и закричал: у вас девочка! А мама застонала: быть того не может, мы ждали мальчика! – и разрыдалась от избытка гормонов, присущего только роженицам, – ведь она же уже выкрасила детскую в голубой цвет и накупила голубых ползунков и шапочек.

А что же отец? Он совсем не удивился. Он как раз писал третью статью в научный журнал, готовясь стать новым Эйнштейном. Он посмотрел на меня, пожал плечами и сказал: ну и ладно, все равно мы назовем ее Уильям. Такова жизнь. Если бы я и хотел, я не смог бы ее изменить.

Мама запротестовала – они еще могли все изменить, свидетельство о рождении не было получено, открытки близким не были напечатаны. Но отец стоял на своем, и поскольку мама тоже могла бы отождествлять себя со Швейцарией, долгие годы прожив с мужчиной, временами совершенно слетающим с катушек, но, возможно, самым гениальным из ныне живущих, – она согласилась. Когда я пошла в детский сад, они все же решили звать меня Уиллой, потому что все принимали меня за мальчика, любившего носить девчачьи платьица. Я была маленькой, но я помню радость от нового имени; какое облегчение – не зваться Уильямом!

4

Нужно придумать что-то очень классное. Хочу удивить Никки, когда он приедет, – говорю я Ванессе следующим утром. Июньский воздух, плотный от влажности, закупоривает наши поры; волосы липнут к вискам.

– Вызови ему проститутку.

– Ему двенадцать!

– Ладно, тогда на будущий год.

– Хорошо. Отложим на время.

– В тринадцать он станет мужчиной! – Ванесса вскидывает руки вверх, изображая бурный восторг, и таксист кричит ей из окна машины:

– Классная задница!

Она посылает ему воздушный поцелуй, и мы поворачиваем направо, в Централ-парк. Ванесса яростно работает локтями, давая понять, как активно она старается.

– Это не спортивная ходьба, – говорю я. – Спортивная ходьба предполагает скорость и учащенное сердцебиение. Могла бы хоть попытаться.

– Я и так пытаюсь, – отвечает она. – Почему ты не можешь радоваться тому, что я вылезла из кровати, чтобы проводить тебя на работу?

– Ты каждую пятницу так говоришь!

Когда мы с Шоном только поженились, Ванесса заставила меня поклясться, что я не стану похожа на всех этих женщин, полностью растворившихся в своем супруге. Которые говорят о себе «мы», которые согласовывают все свои планы со второй половиной. (Хотя вынуждена признать, наш план – тот самый, с детьми и белой оградкой и чудесной работой в библиотеке – как раз был согласованным.) Нет, она, конечно, была рада за меня – но все-таки взяла с меня эту клятву. Я пообещала никогда с ней не разлучаться, хотя не могла знать, что готовит нам будущее; оно поджидало впереди. И вот из чувства долга каждое утро пятницы мы вместе шли через весь город: я на работу, а она – за идеями для новой книги, которые черпала из окружающего мира.

– Ну вот, у меня есть работа, – говорит она, когда мы проходим мимо «Земляничных полян»[6], сквозь толщу туристов с камерами на шеях, уже образовавших затор в аллее, хотя день только начался.

– Работа? – спрашиваю я.

– Помнишь шоу «Рискни»? Я пишу для них руководство! «Найди в себе силы начать новую жизнь: Несколько простых шагов, которые приведут к счастью». – Ее движению препятствует японец, не уверенный, вправо ему двигаться или влево. – Конечно, за эту книгу не дадут премию Пулитцера – только огромный гонорар с очень симпатичным бонусом.

Я начинаю вспоминать. Мне нравится идея этой книги – отважиться переступить черту и в корне изменить свою жизнь, – но на практике она нравится мне гораздо меньше. К тому же я во все это не верю. Но тем не менее.

– По-моему, круто, – говорю я. – Кому вообще нужна премия Пулитцера?

– Твоему отцу, – напоминает Ванесса, и мы обе улыбаемся.

Мы доходим до мостика, ждем, пока лошадь протащит по нему карету.

– Тео добавился ко мне в друзья два дня назад, – говорю я, поскольку надо же ей что-нибудь рассказать.

– И ты только сейчас об этом сказала? – Сняв толстовку, она завязывает ее на талии, распускает волосы и заново собирает в хвост.

– Мне было не до того. Я все думала про эти чертовы подгузники. Ханна сегодня будет явно не в форме.

– Все из-за кокаина.

– Не только. Но и он тоже виноват. В четыре утра она прислала мне эротическое фото.

Ванесса громко хохочет, до колик в животе.

– Господи, да это ужас какой-то!

– Но еще она будет не в духе, потому что переговоры прошли хуже некуда. Как будто все вокруг сговорились портить мне жизнь.

– Ничего и не все, только Ханна. Нельзя думать, что все будет замечательно, втягивая каждый вечер по полкило кокса.

– Ну, может, она не в силах противостоять…

Ванесса резко останавливается и поднимает вверх руку, давая мне знак замолчать.

– Хватит, Уилла. Хватит. Опять начнешь нести всю эту чушь, вбитую тебе в голову папочкой. Ни у кого нет выбора, мы живем, как нам суждено… Ну что за бред, Уилла? Просто бред собачий. У Ханны есть выбор – взять и завязать с кокаином. Она просто не хочет.

Если вы недостаточно хорошо знаете Ванессу, вы можете решить, что она читает эти мантры, желая создать себе позитивную установку, необходимую эксперту по улучшению жизни. Но, сколько я ее помню, она всегда была такой. Делай свой выбор! Живи своей жизнью! Будь смелым! Будь наглым! Она повесила логотип компании «Найк» – «Просто сделай это» – в комнате общежития в колледже. Зачем я буду с ней спорить, если не знаю, какие аргументы противопоставить? Ванесса уверена в своей правоте, а я не знаю, во что верить. Я ничего не знаю о свободе воли, и судьбе, и неизбежности, и папином бестселлере, хотя меня с детства пичкали всей этой лабудой, так усердно пичкали, что временами мне нечем было дышать, и мне казалось – если я сейчас же не глотну воздуха полной грудью, я задохнусь. Однако в этой теории было много разумных мыслей. Конечно, можно не оставить от нее камня на камне, но…