Читать книгу "Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу - Михаил Державин"

Вот с тех самых пор у Виктора Самойловича Канторовича и вошло в привычку (с папиной легкой руки) писать нам справки в школу по первому требованию.

Кроме того, папа часто брал нас с собой «по грибы», учил их собирать. Вот идем мы вчетвером. Танька верхом у отца на шее, маленькая еще, и мы с Аней. Далеко-далеко уходили… Папа приметит где-нибудь гриб белый и говорит нам: «Вот чувствую, чувствую — где-то здесь растет белый гриб». И мы с Аней начинали, как ищейки, прочесывать лесную поляну. И находили-таки белый гриб! Сколько было счастья!.. Вскоре у нас появился свой грибниковый азарт. Мы научились грибы собирать!

Вспоминает Анна Михайловна Державина, сестра автора:

«К тому времени мы с Мишкой перестали драться и очень сдружились. Я вдруг открыла для себя, что мой брат — очень добрый и умный мальчишка. Кажется, именно тогда у него необыкновенная тяга возникла — что-нибудь делать своими руками. До сих пор у него эта черта сохранилась! Он у нас очень рукастый и ловкий «народный умелец». К тому же Миша был невероятным выдумщиком.

Вот, скажем, покупают они стол для кухни с Роксаной обычного размера, Роксана уезжает на гастроли, приезжает, а у них на кухне вместо него откидной стол, как в поездах. И за этим столом вообще ничего нельзя делать. Узкая такая дощечка. Кухонька была небольшая, вот Миша и решил «оптимизировать» пространство. Выдумщик, да и только!

Однажды (это уже после смерти папы) маму устроили на работу. У нас была фабрика ВТО для надомников — актеров, которые вышли на пенсию, у которых были маленькие дети, или для тех, кто по каким-то иным причинам не имел и возможности работать вне дома. Впрочем, раз в неделю надо было отвозить работу.

Мама начала делать косынки — это называлось тогда «батик». На деревянные рамы мы накалывали шелк, и мама его разрисовывала — очень красивые получались косынки.

Однажды, когда маме нужно было съездить — сдать свою работу, к нам пришла, а точнее, прибежала впопыхах Магдалина Львовна Абрикосова, сестра Андрея Львовича (она жила в квартире на первом этаже и дружила с нашей мамой). Так вот, прибегает Абрикосова и говорит: «Ой, Ирка! (маму звали Ираида Ивановна, но все ее звали Ирка, Ира) На Арбате очень дешевые яйца продают, буквально 70 копеек десяток, побежали!» И вот они рванули за этими яйцами, купили по два десятка, мама принесла их и тут же уехала сдавать свою надомную работу.

Приходит Мишка из школы, заходит на кухню и видит: стоит пакет с яйцами. А яйца мелкие-мелкие, почти как перепелиные, чуть побольше, наверно, поэтому и дешевые такие. Миша секунду постоял, подумал да и говорит: «Анька, у тебя ластик есть? Не пожалеешь подарить?» Взял у меня ластик, нашел бритву и начал что-то потихоньку вырезать на ластике. В общем, он сделал из этого ластика печать и, аккуратно макая ее в чернила, проштамповал все эти яйца, два десятка, словом «черепашьи».

Мама приходит с работы, хочет переложить яйца в какую-то миску и тут видит, что на яйцах некий штамп.

А тетя Магда Абрикосова тогда оставила у нас и свой пакет с яйцами, Мишка проштамповал и ее яйца.

Мама тут же звонит Магде и говорит: «Магда, да ты знаешь, что мы купили?!» Та: «Что?» Мама: «Мы купили черепашьи яйца!» Магда прилетает на второй этаж с первого, смотрит: все яйца до одного проштампованы — «черепашьи». И Магда маме говорит: «Ирка, ты не расстраивайся, давай проверим на моем Коле (муж Магды, актер театра Вахтангова). Вот придет он из театра, и я ему, как ни в чем не бывало, сделаю яичницу. Вот и увидим, съедобны эти черепашьи или нет». Полдня Магда с мамой наблюдали свой эксперимент, поставленный на муже тети Магды, присматривались к его состоянию — отравлен дядя Коля или нет. Казалось бы, ничто не вызывало беспокойства, но все-таки мама сказала: «Я их выкину». Тетя Магда: «Ну и дурочка, отдай лучше мне». И вот мама думала-думала и наконец-то догадалась присмотреться к Мишке: «Ты, что ли?» В ответ он показал ей мой резаный ластик.

Или другой случай. Как-то прилетел из школы, вижу — у него в руках какие-то стеклышки небольшие, прямоугольные, видимо, обрезки оконного стекла. Папы тогда уже не было, а мама была на работе. Мишка говорит: «Давай маме сюрприз сделаем». У нас шкаф стоял в передней, довоенный. «Давай соскребем его стеклышками и покроем лаком!» Тогда мебель, покрытая лаком, только входила в моду…

Но ничего у нас не получилось! Просто шкаф стал с залысинами, пятнистый, как ягуар. Мама возвращается с работы и приходит в ужас: «Господи, что же вы натворили!» Мы: «Мамочка, мы просто хотели сюрприз!» Она: «Ну что ж, сюрприз вы сделали!»

Потом этот шкаф пришлось выбросить. К нам же приходили гости, и наши друзья из школы, а потом из Щукинского, а тут такое чудище стоит… В общем, держать его в доме было неприлично».

* * *

В старом омском театре, который показался мне громадным, прошла значительная часть моего детства. Там я впервые увидел многие потрясающие вахтанговские спектакли в исполнении артистов первого вахтанговского поколения. Потом мне казалось, что в Омске я от спектакля к спектаклю «взрослел», набирался ума и понимал пьесы все лучше.

Нашу семью приютила одна из сотрудниц горисполкома Анна Львовна Ложкина, жившая в старинном особняке на высоком берегу Иртыша. Из окна были видны неоглядные сибирские дали, а поближе, под окнами, во дворе — веселые ватаги покуривающих актеров, пришедших в гости к папе. Я знал их не только как приятелей отца, но и по спектаклям, по кино, хотя меня, маленького, водили на фильмы редко.

Нередко папа брал нас с Аней на рыбалку — мы плавали на лодке через Иртыш на другую сторону и всегда возвращались с хорошим уловом.

У меня были маленькие детские лыжи. А прямо от нашего дома шел очень крутой склон к Иртышу (у нас даже адрес был «Набережная Иртыша»), и под этим склоном стояли торговые палатки. В Москве такие небольшие уличные ярмарки называли «Голубой Дунай». В Омске, кажется, никак не называли. Зимой палатки вообще бездействовали, только в летнее время там можно было что-то купить. И вот однажды я стремглав покатился на лыжах по этому крутому берегу, рассчитывая затормозить и развернуться у самой реки. Уже возле подошвы горы я увидел вдруг перед собой огромный сугроб и решил эффектно скатиться с него, но, как я только потом понял, это была занесенная снегом, задубевшая палатка! Получилось, что я попал на своеобразный трамплин! С козырька этой палатки я полетел так далеко по воздуху, что долетел до самого Иртыша! Слава богу, река прочно покрылась льдом, так что я не утонул, не захлебнулся, ни в какую полынью не попал. Как говорится, «отделался легким испугом», ушибами, ссадинами. Но получил и незабываемое впечатление свободного полета!

К нам постоянно приходил Рубен Николаевич Симонов. Он, как и папа, был заядлым рыбаком. И Виктор Григорьевич Кольцов, народный артист РСФСР, был в их рыбацкой компании (современному зрителю проще всего его вспомнить по роли сердобольного дяди Шурочки Азаровой в «Гусарской балладе»).