Читать книгу "Бисмарк. Биография - Джонатан Стейнберг"

Самым значительным достижением Бисмарка и стало «сохранение» этой «самой темной» черты «юнкерства», несмотря на три войны, объединение Германии, пришествие демократии, капитализма, индустриализации, телеграфа, железных дорог, а в конце его карьеры и телефона. Внуки Бото и Веделя и им подобные командовали полками у Гитлера. Они поддерживали войну нацистов до тех пор, пока ее не проиграли, и они же – фон Мольтке, фон Йорк, фон Вицлебен и другие представители этого класса снобов участвовали в заговоре 1944 года против Гитлера. Вторая мировая война унесла жизни десятков миллионов невинных людей, и лишь оккупация русскими войсками Бранденбурга, Померании и Прусского «герцогства» и других «коренных» территорий позволила уничтожить юнкерские поместья и изгнать их владельцев. 25 февраля 1947 года союзные оккупационные власти подписали распоряжение о ликвидации Прусского государства – единственный в истории прецедент аннулирования целого государства по декрету: «Прусское государство, с первых дней являвшееся источником милитаризма и реакции в Германии, прекращает свое существование»10.

Этим актом союзники вогнали осиновый кол в сердце Фридриха Великого. Бисмарк тоже принадлежал к классу «юнкерства». Нет никаких сомнений в том, что эта принадлежность определяла и его характер, и многие его моральные установки, и поступки. Он гордился своим происхождением, однако далеко не всегда соответствовал образу истого юнкера. Ленч у Хиллеров в романе Фонтане начинался очень душевно. Но он принял совсем другой оборот, как только речь зашла о Бисмарке:

...

«Старый барон, и без того страдавший гипертонией, налился кровью, вся его лысая голова покраснела до самой макушки, а сохранившиеся завитушки на висках, казалось, встали дыбом.

– Не понимаю тебя, Бото. Что это значит – «конечно, можно сказать и так»? Это означает, что «можно так и не сказать». Я знаю, чем все это заканчивается. Все эти разговоры о неком офицере-кирасире в резерве, у которого нет ничего за душой… о неком человеке из Хальберштадтского полка с зелено-желтым воротником, штурмовавшего Сен-Прива и окружившего Седан. Бото, не говори мне такие вещи. Он был гражданским подготовишкой в Потсдамском правительстве при старике Мединге, не сказавшем о нем, кстати, ни одного доброго слова. Я это знаю, и все, чему он научился, – как составлять депеши. Это все, что я могу о нем сказать. Он знает только, как писать депеши; иными словами, он – канцелярская крыса. Но Пруссию сделали великой не канцелярские крысы. Разве при Фербеллине одержал победу бумагомаратель? Разве бумагомаратель победил при Лейтене? Разве Блюхер был бумагомарателем? А Йорк? А он – настоящая прусская канцелярская крыса. Я таких типов не переношу»11.

По понятиям старика Остена, Германию объединила армия, а не Бисмарк. Армия создала Пруссию, и Курт Антон барон фон Остен, юнкер-землевладелец и отставной офицер олицетворял и эту армию, и эту Пруссию так же, как и молодые лейтенанты, побледневшие от его гнева. Прусские юнкеры по любому поводу надевали военную форму, пытался это делать и Бисмарк, хотя ему довелось служить очень недолго и безо всякой охоты в качестве резервиста. Друг и патрон военный министр Альбрехт фон Роон посчитал нелепостью настойчивое стремление Бисмарка носить мундир. В мае 1862 года Бисмарк приехал в Берлин, предвкушая назначение министром-президентом, и в конце месяца присутствовал на ежегодном параде гвардейцев на поле Темпельхоф. Роон в связи с этим записал в дневнике: «Его высокую фигуру облегала популярная в армии униформа кирасира – правда, в звании майора. Все прекрасно знали, каких трудов это ему стоило. Он долго пытался доказать, что по крайней мере эполеты майора необходимы прусскому послу для престижности при дворе в Санкт-Петербурге. Тогдашний глава военного кабинета (генерал фон Мантейфель) не сразу согласился дать соответствующие рекомендации»12.

Любование армией зиждилось на победах Фридриха Великого. Только после ее сокрушительного поражения в 1806 году «оборонные интеллектуалы» позволили себе пожурить любимое детище прусского юнкерства. Они учредили Военную академию для подготовки будущей элиты и разработки новых технологий, особенно в артиллерии. Лучшим выпускникам академии предстояло образовать костяк новой организации – генерального штаба, вскоре появится и современное военное министерство. Как написал Арден Бухольц в историческом исследовании, посвященном Мольтке, прусская армия «научилась учиться… прусский генеральный штаб и армия стали пионерами в сфере предметного и системного познания»13. Закоперщиком реформы в Пруссии была небольшая группа «просвещенных» армейских офицеров, государственных служащих и берлинских интеллигентов. Они полагали, что французские революционные идеи остановить невозможно, да и незачем. Однако преобразование Пруссии неминуемо означало превратить ее в нечто, не похожее на Пруссию. Даже военным реформаторам вроде Йорка не нравилось то, что происходило вокруг. Когда Наполеон в ноябре 1808 года лишил должности одного из самых главных реформаторов барона фон Штейна, Йорк написал: «Одна безумная голова слетела, остальные обитатели змеиного гнезда подохнут от собственного яда»14.

Помощь прусскому юнкерству пришла из страны, от которой ее меньше всего можно было ожидать, – из Англии, от Эдмунда Бёрка. Английский парламентарий и публицист прославился не только своими политическими выступлениями и ораторским искусством. Знаменитым он стал прежде всего благодаря книге, написанной сразу же, как только разразилась Французская революция: «Размышления о революции во Франции и о процессах, происходящих в некоторых обществах в Лондоне в связи с этим событием, в письме, предназначенном для отправки джентльмену в Париже», ноябрь 1790 года (“ Reflections on the Revolution in France And on the Proceedings in Certain Societies in London Relative to That Event in a Letter Intended to Have Been Sent to a Gentleman in Paris ”). Это бунтарское в определенном смысле произведение породило современную разновидность консерватизма. Бёрк выразил очень мрачный взгляд на человеческую природу. По его мнению, «гомо сапиенс» совершенно не меняется. Порочность и глупость человека лишь приобретают другие маски. Не менее пессимистично публицист оценивал и наши способности к благоразумию и предвидению. В своих расчетах люди всегда ошибаются, поскольку игнорируют закон непреднамеренных последствий.

По сути, новый консерватизм Бёрка противостоял новому радикализму во Франции.

Новый консерватизм получил широкое распространение на континенте Европы и лишь слегка задел Англию в 1800–1820 годах. Бёрк выдвинул целый ряд аргументов против либерализации реакционных режимов: человек глуп, люди от рождения неравны, любое планирование улучшений безнадежно, стабильность лучше перемен. Оппоненты Франции использовали «Размышления» Бёрка для обоснования «управления» людьми сверху – то есть аристократией – и для доказательства того, что нет никакой нужды в «реформировании» просвещенного деспотизма. Им не нужны были ни французские революционеры, ни Фридрих Великий с его атеизмом и рационализмом, поскольку разумность сама по себе вредна.

Они обрушились на либеральный капитализм, Адама Смита, свободный рынок, используя аргументы Бёрка по своему усмотрению. Бёрк превозносил английских крупных лендлордов, потому что земля перманентна, а «денежный капитал» зыбок и невоздержан. Деньги имеют привычку растекаться и распыляться. И земля теперь становится товаром, предметом купли-продажи, а не основой стабильного общества. Бёрк объяснял это таким образом: «Духом наживы и спекуляции заразилась земля. Вследствие таких операций эта разновидность собственности разлагается и улетучивается, становится предметом противоестественной и чудовищной активности, попадая в руки к манипуляторам, крупным и мелким, парижским и провинциальным, представителям денежного капитала»15.