Читать книгу "В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941-1943 - Ханс Киллиан"

Виганд вдруг вспыхивает и резко обрывает меня. Он вне себя от гнева:

– Если мы начнем применять эту дрянь, вот увидите – люди испортят нашу хирургию. Всякие зеленые юнцы напрочь забудут о надлежащей обработке раны. Они ведь станут полагаться на этот проклятый чудо-порошок, а если операция не удастся, невинно умоют руки. Нет! Никогда! Без меня!

Я вновь спокойно пытаюсь объяснить уже с другой точки зрения:

– Не могу принять ваши аргументы. Мы с вами – и вы, и я – хирурги-консультанты. Именно от наших указаний зависит, будут ли нарушать классические правила хирургии. Если мы объявим обработку ран сульфаниламидом дополнительной мерой и будем строго требовать, чтобы техника обработки ран, оправдавшая себя во время войны, осталась неизменной, то, на мой взгляд, ничего серьезного не произойдет. Только подумайте, коллега Виганд, сульфаниламиды дают нам шанс уменьшить возможность серьезного заражения, продлить время инкубации раны и, возможно, даже предотвратить развитие ужасных возбудителей газовой гангрены. Неужели вы от этого откажетесь? Я не собираюсь.

Какое-то время Виганд размышляет, однако теперь он ожесточился, замкнулся, стал неприступен и резок. С еще большей горячностью он отвергает мое предложение. У него даже срывается голос.

– Пока я здесь, этот чертов порошок применяться не будет. Я ничего не хочу знать ни о каких сульфидах-сульфаниламидах, как их там. И попрошу вас себе это уяснить!

Ничего не поделаешь, подумал я и смолчал. Больше с ним не о чем разговаривать.

И с чего он так взъярился, чуть не дошел до оскорблений? Сейчас это беспокоит меня даже больше, чем неудавшаяся попытка раздобыть сульфаниламид. Однако, несмотря на отпор, я не собираюсь отказываться от своего намерения. Наверняка найдется приемлемое решение.

Есть и другие проблемы и заботы. После боев военные госпитали испытывают острую нехватку воды и электроэнергии. Коллеги, в основном спокойные, опытные хирурги резервной медико-санитарной службы фюрера, жалуются на недостаток оборудования, которое даже хуже, чем в полевых лазаретах. Необходимо что-то предпринять, нельзя оставлять все как есть.

В ежедневных осмотрах, операциях, коллоквиумах проходят жаркие дни. Даже редкая гроза не приносит желанной прохлады.

Однажды мне на глаза попадается группа раненых с тяжелыми переломами бедра и голени. Санитары только что привезли их с линии фронта и выгрузили перед лазаретом. Страдающие от дикой боли, близкие к состоянию коллапса после транспортировки, эти люди представляют собой невообразимо жуткое зрелище. На места переломов наложены шины, но молодые фронтовые хирурги, работающие на передовой, не попытались придать конечностям удобное положение и обеспечить неподвижность поврежденной части тела, после того как стих первичный травматический шок. Лишь у немногих раненых гипсовая повязка. Ошеломляющая картина. Как такое стало возможно? Неужели русским неожиданно удалось прорваться? Неужели возникла такая острая необходимость срочно, раньше времени, погружать людей в машины? Ни в коем случае!

Я обращаюсь к одному из санитаров:

– Объясните, пожалуйста, почему раненых с переломами конечностей транспортируют в неправильном положении, лишь наложив шины?

– Очень даже объясню, профессор, – ухмыляется он. – Дело в том, что у нас нет приспособлений для фиксации и вытяжения конечностей. Винтовые тросы имеются в большом количестве, но к ним не хватает натяжных скоб. Среди нашего оборудования нет средств для скелетного вытяжения, устройств для фиксации таза. Ко всему прочему у нас большой дефицит гипсовых повязок. Гипсовых лонгетов нет и в помине. В настоящий момент мы пользуемся гипсом, изъятым у русских.

У меня перехватывает дыхание.

– Что вы говорите? – Я не верю своим ушам. – У вас нет натяжных скоб и поэтому вы вообще никак не вытягиваете сломанные конечности?

– Ну да.

– В таком случае лечение переломов осуществляется как в Средние века.

– К сожалению, так оно и есть.

– Но ведь это ужасно, это просто катастрофа! Я вне себя.

Он прав. Вскоре я лично убеждаюсь в том, скольких инструментов не хватает для оказания хотя бы отчасти удовлетворительной помощи раненым с переломами костей. И это в 1941 году! Некоторые инструменты можно заменить, используя кое-какие подручные приспособления. Только одну вещь ничем не заменишь: скобы Киршнера, используемые для крепления натяжных проволочных тросов. Их нужно обязательно раздобыть – во что бы то ни стало.

Сплошь и рядом чего-нибудь не хватает. Я пребываю в постоянном напряжении. Во время многочисленных осмотров в лазаретах с хирургами происходит один и тот же неизбежный разговор:

– Есть у вас генератор электрического тока?

– Нет.

– А рентгеновский аппарат?

– Нет.

Иногда я слышу в ответ:

– Да, но он остался далеко в обозе.

– Есть ли у вас бестеневая лампа?

– Нет.

– Респираторы для лечения ранений грудной клетки?

– Нет.

– Сульфаниламидные препараты?

– Были, уже закончились.

– А что-нибудь похожее?

– Нет.

– Как у вас с гипсовыми повязками?

– Плохо. Осталось немного, но совершенно твердые.

– Здесь есть устройство для фиксации таза или инструменты для скелетного вытяжения конечностей?

– Нет.

– А как же вы оказываете помощь раненым с переломами конечностей?

– Сами видите!

Значит, вот как обстоят у нас дела. Известно ли об этом главному врачу армии? Вот почему он сказал мне при встрече будто между прочим: «Не ждите на фронте никаких удобств, на передовой все просто».

Сплошные несчастья

Резиденция главного врача и его штаб располагаются в небольшом пригородном городке под Даугавпилсом. Густель на машине отвозит меня туда. Мы едем вдоль Даугавы мимо крепости. Заведующие отделениями, корпусные и дивизионные врачи, генерал-майор медицинской службы танкового отряда собрались, чтобы обсудить сложившееся положение. После окончания дискуссии я немедленно подхожу к главному врачу.

– Вы хотите со мной поговорить, профессор?

– Разумеется, господин генерал-майор. Прошу вас выслушать меня.

– Если это необходимо. Он начинает нервничать.

– Да, необходимо, господин генерал-майор! – настойчиво подтверждаю я.

Известный своей нерешительностью, он очень не любит, когда от него требуют принимать решения. Однако сейчас дело касается раненых.

– Итак, о чем речь?

– О несчастьях, господин генерал-майор, о сплошных несчастьях, – бодро рапортую я ему прямо в лицо. – За последние восемь дней я основательно осмотрел лазареты и госпитали, даже оперировал. И пришел к неутешительным выводам.