Читать книгу "Ультра. Как в 40 лет изменить свою жизнь и стать одним из лучших атлетов планеты - Рич Ролл"

И я повернул назад, хотя мне вовсе не хотелось этого делать. Повернул я не из-за усталости, жажды или страха – нет, я вдруг вспомнил, что у меня запланирована важная встреча, которую негоже пропускать ответственному человеку. Когда я поднимался по особенно крутому холму, здравый смысл подсказал мне, что стоит по крайней мере чуток сбавить темп. Или даже лучше – остановиться отдохнуть. Но тут из кустов выскочил кролик, и я погнался за ним, лишь увеличив скорость, ощущая в ногах и в легких небывалые силы. Я был на подъеме (и буквально, и фигурально); я взирал на долину Сан-Фернандо далеко внизу, а сам в это время без каких-либо трудностей взбегал на горку из песчаника, и ноги легко несли меня дальше, к следующей вершине, а я мчался под полуденным солнцем, не замечая его палящих лучей и ни о чем не волнуясь. И знаете, я не только сумел вернуться обратно к машине, не развалившись на части; я до самого конца чувствовал себя превосходно, а на последних пяти милях плоского, идущего под гору участка даже устроил себе спринт, и мои кроссовки оставляли позади «инверсионный след» из пыли и камешков. Я летел.

Вернувшись туда, откуда стартовал почти четырьмя часами ранее, я был преисполнен абсолютной уверенности в том, что мог бы бежать целый день. Не нуждаясь ни в еде, ни в воде, я, как удалось вычислить позднее по карте, покрыл расстояние около сорока километров – больше, чем мне доводилось пробегать за один раз когда-либо до того. Для парня, который многие годы не пробегал и нескольких километров по ровной дорожке, результат поразительный.

Полностью ценность того утра я смог осознать гораздо позже. Но когда я смывал в душевой с усталых ног глубоко въевшуюся грязь, мое взбудораженное тело ликовало от открывшихся возможностей. Я вдруг поймал себя на том, что широко улыбаюсь. И четко понял одну вещь: теперь я стану искать новые испытания намеренно – и чем серьезнее они будут, тем лучше.

Вот этот парень за сорок, который только что пробежал длиннющую дистанцию, внутри которого только что проснулось нечто, нечто сильное, нечто крепкое, нечто, жаждущее бросить вызов, – этот парень скоро вернется в большой спорт. И не для развлечения. А чтобы сражаться. Чтобы побеждать.

Глава 2

Воспоминания с запахом хлорки

Задолго до того, как я встретил Джули, услышал слово «веган» или решил побегать по горам – задолго до того, как я вообще мог пробежать хоть метр, да хоть бы и пройти, – я плавал. Мне едва исполнился год, когда мамочка приподняла мое цыплячье тельце, облаченное в подгузник, над плавательным бассейном и опустила в темную воду, предоставив мне самостоятельно барахтаться и бороться за жизнь. На помощь мне она пришла не раньше, чем я начал пускать пузыри. Она выдернула меня из воды, и я принялся хватать ртом воздух. Но я не плакал. Вместо этого, как рассказывала мама, я улыбнулся и бросил на нее взгляд, который она не могла истолковать иначе как: «Хочу еще!»

Не могу сказать, что помню этот судьбоносный момент, – а жаль. Мамин поступок может показаться излишне суровым, но побуждения ее были чисты: она стремилась привить мне любовь к воде. Эта любовь была свойственна ее отцу, в честь которого меня назвали. Он умер задолго до моего рождения и, как я понял позднее, воплощал в себе многие качества из тех, которые вскорости начал проявлять я.

Вот так начался мой роман с водой длиною в жизнь. Эта страсть могла привести меня к высоким вершинам, однако не перенесла цепких объятий алкоголизма. Эту любовь я заново открыл в себе после избавления от зависимости – и опять наполнил жизнь смыслом.

Задолго до того знаменательного дня Нэнси Спиндл выступала чирлидершей. У нее были блестящие карие глаза, короткие темные волосы и глубокий загар, и она крутила помпонами, поддерживая своего школьного бойфренда Дэйва Ролла, центрового футбольной команды Гросс-Пойнта. Это был 1957 год, когда жизнь временами походила на сценки из «Американских граффити»[9]. Дэйв, которого друзья любовно прозвали Маффин, был примерным старшеклассником с большими перспективами. Герой школы, он стал кумиром девчонки с милой улыбкой, которая была на несколько лет младше и носила прозвище Юла. Это и была моя будущая мама.

Несмотря на разделявшие их годы, а потом и мили (когда он поступил в Амхерстский колледж), они сохранили огонь отношений и воссоединились, когда отец вернулся в родные места, чтобы поступить в юридическую школу Мичиганского университета, в котором училась и мама, теперь уже участница общины студенток Каппа-Каппа-Гамма.

Усердно занимаясь в летние месяцы, отец легко окончил курс обучения, женился на своей Юле, поступил на работу в юридическую фирму в родном Гросс-Пойнте и зажил размеренной жизнью в скромном домике на окраине, а на подъездной дорожке у дома стоял белый Dodge Dart. Вскоре, 20 октября 1966 года, на свет появился я, и ничто не предвещало мне спортивного будущего. Точнее, все свидетельствовало об обратном. Я был худой, вечно одолеваемый аллергиями и отитами хлюпик, не вылезающий из кабинета педиатра.

Мое первое воспоминание – рождение младшей сестры Мэри Элизабет. Она родилась через два года после меня. Опасаясь, что отныне я буду чувствовать недостаток внимания, родители купили мне игрушечный гараж с машинками. Но, откровенно говоря, не помню, чтобы я искал внимания. Напротив, оставаясь один, я увлеченно проводил время со своими игрушками – хорошая возможность для ребенка научиться концентрироваться на каком-нибудь определенном занятии. Именно подобное времяпрепровождение и выковало из меня одиночку, каким я стал позднее. Получилось так, что Молли, в отличие от меня, была крепким ребенком – здоровым и полным жизненных сил. Поэтому не я, а моя сестра, которую тогда в шутку звали Баттерболл[10](прозвище, которое моя сестра-красавица предпочитает не вспоминать), имела больше шансов на то, чтобы в один прекрасный день продолжить спортивную династию Роллов.

В 1972 году, когда мне исполнилось шесть, отцу предложили работу в антимонопольном отделе Федеральной торговой комиссии США, и мы переехали в Бетесду, пригород Вашингтона. Мы жили в благополучном районе Гринвич-Форест – обитель вполне обеспеченных молодых семейств. Я отчетливо помню вишневые деревья, по весне окрашивавшие улицы в бело-розовый. Когда пришла пора идти в первый класс, меня отправили в начальную школу Бетесды. Три последующих года я плавно катился вниз по склону системы общественного образования – по направлению к бездне препубертатного отчуждения. Новичок, ошалевший от присутствия в классе сорока с лишком горлопанов, я страдал избыточной застенчивостью. Легче было уйти в воображаемый мир – что я и делал.

Ситуацию ухудшал мой внешний вид. Чтобы избавиться от врожденного косоглазия, я носил на правом глазу повязку под очками в роговой оправе. И как будто этого было недостаточно, мне напялили ортодонтический аппарат – хитроумное пыточное приспособление семидесятых: из уголков рта у меня выходили две толстые проволоки и шли вдоль щек, их продолжали эластичные ленты, закрепляющие конструкцию на макушке и затылке.