Читать книгу "Высадка в Нормандии - Энтони Бивор"

Всю весну Черчилль, отлично понимавший, что союзникам придется сотрудничать с де Голлем, пытался смягчить Рузвельта и побуждал его встретиться с руководителем «Свободной Франции» лично. Он писал Рузвельту: «Вы очень многого могли бы достичь отеческим к нему отношением. Не сомневаюсь, что это очень помогло бы нам со всех точек зрения».

Рузвельт согласился на встречу, но настаивал на том, что просить о ней должен сам де Голль. Направить же ему официальное приглашение значило бы признать генерала законным лидером Франции. Президент твердо стоял на своем: армии союзников не для того вторгаются во Францию, чтобы привести к власти де Голля. «В настоящее время, – писал он Черчиллю, – я не могу признать какое-либо правительство во Франции, пока французский народ не получил возможности свободно избрать себе таковое». Но ведь выборы невозможно было провести сразу же – значит, освобожденными районами станет управлять АМГОТ (Союзная военная администрация оккупированных территорий).

Само название этого органа представляло собой смертельное оскорбление как для де Голля, так и для находившегося в Алжире Французского комитета национального освобождения (ФКНО). 3 июня, накануне прибытия де Голля в Лондон, ФКНО провозгласил себя Временным правительством Французской Республики. Рузвельт расценил такой шаг как умышленную провокацию и запретил Эйзенхауэру всякие контакты с органами этого «теневого правительства».

Верховному командующему разрешили иметь дело только с генералом Пьером Кенигом, которого де Голль поставил во главе сил французского Сопротивления (французы называли их Forces Françaises de l’Intérieur, FFI, то есть Внутренними французскими войсками, ВФВ). Но при этом Эйзенхауэру было приказано не посвящать Кенига в детали операции вторжения, поскольку тому придется докладывать о них своему начальству – политикам. Такая двойственность создавала «неловкую ситуацию», как честно сообщал Эйзенхауэр в Вашингтон: «Генерал Кениг ясно понимает, что от него скрывают даже самые общие сведения о предстоящих операциях, хотя в них задействованы французские военные корабли, самолеты и парашютно-десантные части, а кроме того, большие надежды возлагаются на помощь французского Сопротивления».

Черчилль, со своей стороны, давно убеждал Рузвельта пойти на «рабочие договоренности» с комитетом «Свободная Франция» – главным образом в силу заинтересованности союзников в помощи со стороны французского Сопротивления. Он уже помог добиться от американцев согласия на переброску в Англию французской 2-й танковой дивизии, которую сформировали и оснастили в Северной Африке. Позднее, в боях за Нормандию, эта дивизия под командованием генерала Филиппа Леклерка войдет в состав 3-й армии Паттона. Однако по прибытии в Йоркшир дивизия Леклерка провела – под натянутые улыбки английских офицеров – одно из своих первых мероприятий: торжественную мессу памяти Жанны д’Арк, которую лет за пятьсот до этого сожгли на костре англичане.

С другой стороны, всем военнослужащим союзников запрещалось после высадки как-либо задевать обостренную национальную гордость французов. В брошюре-памятке говорилось, что нельзя даже намекать на унизительное поражение французов в 1940 г. «Благодаря популярным шуткам о “веселом Париже” и т. п., – говорилось далее в памятке, – довольно широко распространилось мнение, будто французы – люди веселые и легкомысленные, лишенные всякой нравственности и почти не имеющие твердых убеждений. Это неверно, а в настоящее время особенно». Впрочем, официальные установки вряд ли могли всерьез повлиять на тех, кто в мечтах уже рисовал себе «французских барышень».

Военный кабинет во главе с Черчиллем отдавал себе отчет в том, что руководителя «Свободной Франции» необходимо пригласить в Англию и проинформировать о готовящемся вторжении. «Несмотря на все недостатки и чудачества де Голля, – писал премьер-министр Рузвельту, – он в последнее время стал подавать признаки готовности сотрудничать с нами. Да и трудно, в конце концов, избежать участия французов в освобождении Франции». Президент в ответ все же настаивал на том, что «в интересах безопасности» нельзя выпускать де Голля за пределы Великобритании, пока не состоится высадка по плану «Оверлорд».

Слабость разведки и контрразведки «Свободной Франции» объяснялась не тем, что в голлистскую сеть просачивались агенты Виши, а просто примитивными шифрами, которыми пользовалась организация. В английском отделе специальных операций[27]это вызывало такое сильное раздражение, особенно после того, как в 1943 г. гестапо наводнило ячейки Сопротивления своими агентами, что начальник отделения дешифровки ОСО Лео Маркс не выдержал и пришел прямо в штаб-квартиру голлистов на улице Дьюк-стрит в центре Лондона. Он попросил французских шифровальщиков закодировать любое сообщение, потом взял бумагу и расшифровал его «под их растерянными взглядами». «Этот шаг не способствовал росту дружеских чувств французов по отношению к англичанам», – сухо и сдержанно констатировал официальный историк. Тем не менее галльская гордость не позволяла «Свободной Франции» пользоваться американскими или английскими системами шифров. Накануне дня «Д» глава английской внешней разведки, «Сикрет интеллидженс сервис» (СИС), доложил премьер-министру о том, что французам нельзя разрешить передавать сообщения по радио; можно пользоваться только защищенными от подслушивания телефонными линиями.

У. Черчилль послал в Алжир два пассажирских самолета «Йорк» за де Голлем и его свитой. Ш. де Голль, напротив, не рвался в Лондон, потому что Ф. Д. Рузвельт не допускал никаких обсуждений состава будущего французского правительства. 2 июня представитель Черчилля Дафф Купер битый час уговаривал его отказаться от этой ненужной конфронтации. Если де Голль откажется прибыть в Лондон, убеждал его Купер, этим он только будет лить воду на мельницу Рузвельта. Нет, ему необходимо находиться в Англии в качестве военного руководителя. А главное, настаивал Купер, генерал потеряет уважение премьер-министра, который решит, что с де Голлем невозможно вести дела. Де Голль уступил лишь на следующее утро, когда оба «Йорка» уже ждали на аэродроме, чтобы отправиться в первый этап длинного кругового маршрута: до Рабата во Французском Марокко.

После долгого ночного полета из Рабата самолет де Голля приземлился в Нортхолте[28]ровно в 6 часов утра 4 июня. Когда генерал спускался по трапу, на поле был выстроен почетный караул, а оркестр Королевских ВВС заиграл «Марсельезу». Купера это немало удивило, так как прилет де Голля был строго засекречен. Генералу вручили приветствие, написанное в характерном для Черчилля стиле. «Дорогой мой генерал де Голль! – говорилось в приветствии. – Добро пожаловать на наши берега! Вскоре должны произойти важнейшие события на фронтах». Далее Черчилль приглашал француза в свой личный поезд. «Если Вы сможете приехать к 1:30 дня, я буду рад дать в Вашу честь dejeuner[29], а потом мы отправимся в штаб генерала Эйзенхауэра».