Читать книгу "Хвоя, изгоняющая болезни. Великий славянский лекарь - Порфирий Ипатов"

• горсть ягод шиповника;

• воды пол-литра.

Для этого отвара хвои нам понадобится меньше наполовину, чем в первом отваре. Вместо этой половины мы добавляем шиповник, который также славен своим благотворным действием на печенку-то. Ковшичек с водой поставьте на огонь нагреваться, пока не закипит. С хвоей повторите действия все, которые я в первом рецепте вам описал. Таким же способом промываем и измельчаем веточки. Шиповник же просто промойте в водичке теплой. В кипящую водичку поместите сперва ель, потом сосну и в самом конце шиповник. Отвар варите 20 минут с накрытой крышечкой. Каждые 10 минут добавляйте щепотку сахара, да помешивать не забывайте после этого. Как отвар приготовится, дайте ему настояться. Только на этот раз не 5 минут, а 20. Отвар этот пейте также и столько же, как я вам в первом рецепте указал.

Отвар для исцеления желчного пузыря

Для лечения пузыря желчного более всего из хвойных пихта подходит. Энергия пихты такова, что она уничтожает всю зависть желтую, которая сосредоточивается в пузыре желчном. Чтобы приготовить настой этот, нам понадобится:

• стакан лапок пихтовых (хвои);

• воды 1 литр.

Водичку налейте в ковшичек да нагреваться поставьте. Тем временем подготовьте лапки пихтовые. Разделите лапки так, чтоб каждая частичка была длиною с палец безымянный больного. Как измельчите, промойте пихту в теплой воде. Когда водица в ковшичке закипит, пихтовые веточки высыпьте в нее, да крышкой потом прикройте. Варите, пока 20 минут не пройдет. Затем снимите ковшичек с огня, да дайте настояться отвару 30 минут. После этого отвар можно пить на здоровье.

Литр отвара нужно будет выпить за два дня, а потом приготовить новый. Каждый день пейте по стакану: один утром, а другой вечером. Пить после еды нужно. Только не сразу, а через полчаса примерно. Единственный день, в который отвар принимать не нужно – это воскресенье. В этот день перерыв сделайте. Пейте отвар в течение 1–2 месяца, опираясь на ощущения свои. Если через месяц почувствуете вы, что пузырь ваш желчный в порядке стал, то не пейте больше. Если же и через два месяца пития отвара желчный пузырь беспокоит, то сделайте перерыв в неделю, а потом опять пить продолжайте. И не забывайте, дорогие читатели, про главный порок, который желчный пузырь отравляет – зависть.

Даритель сил жизненных

Рассказ о том, как я друга своего Кирюху настоем хвойным от пьянства избавил

Утром, как и всегда, меня разбудил первый гудок заводской. Вставать не охота было, но надо как-никак… Выглянув в окно, я не увидел солнышка. Оно спряталось где-то за толщей нахлынувших туч, что опечалило меня, ибо хотел я после работы по лесу прогуляться, травок пособирать, а под дождем-то особо не разгуляешься. На улицах начали появляться первые рабочие заводские, да пастухи с коровами. Умывшись, отведав сухарей ржаных с квасом ядреным, я отправился в этот пасмурный день на завод. Был уже июнь месяц, помню, поэтому на улице было светло совсем, несмотря на небо пасмурное. Пока я на работу шел, внутри у меня было какое-то беспокойство непонятное. Предчувствовал я, что на работе что-то плохое будет. И оно не обмануло меня. На пути к моему месту рабочему меня встретил Евгенич, трубоукладчик наш. Таким серьезным я его еще никогда не видел.

– Здорово, Афанасич, – поздоровался трубоукладчик. – Новость плохая у меня, Кирюху-то рассчитали с завода…

– Как же так… – оцепенел я.

Кирюшка был другом моим лучшим, мы с ним еще с молодецких времен вместе работали. Только как с армии вернулся, я в слесаря пошел, а Кирюха – в токари. Хоть мы и в разных цехах работать начали, дружба наша еще крепче стала. Часто мы выбирались на природу вместе, помогали друг другу всячески… Замечательный человек он был. Никогда в помощи не отказывал, всегда был честен да справедлив. Кирюшка всегда смотрел в глубь вещей да поразмышлять любил о смысле жизни. Его мы прозвали даже «Философ». Больше всего Кирюшка стихи любил, и даже писал сам. Бывало и на заводе, все обедать уйдут в столовую-то, а он сядет, да писать начнет. А потом, как мы с работы возвращались, он читал мне свои творения… У сынишки его, Петьки, я крестным стал. Кирюха был единственным родным человеком у Петьки. Матушка его померла три года назад. Сердце у нее прихватило внезапно, и помочь никто не смог. Еще у него были бабка с дедкой по матери, но они жили в другой деревне, далеко отсюда. Как же Петька жить-то теперь будет, когда кормильца единственного работы лишили…

– Так ты не знаешь, что ль, ничего, Афанасич? Кирюха-то спился… Ужо месяц как на работе-то не появляется.

Мне горестно стало да стыдно. Как же так, с другом лучшим такая беда случилась, а я и не знаю ничего… Я еще несколько недель назад заметил, что Кирюхи не видать что-то, да подумал, что просто занят он шибко у себя в цеху, да дома дела по хозяйству какие-нибудь. Не думал я, что плохое что-то произойти может… После рабочего дня я решил прямиком отправиться к Кирюшке да Петьке – проведать их да разузнать, что за беда-то такая случилась.

Дом Кирюшкин находился на другом конце поселка, на отшибе самом, возле леспромхоза. Местность эта была безлюдной, всего улочек пара-тройка, в которых домов-то раз, два и обчелся. Лето, казалось бы, детишки должны бегать да резвиться, красавицы молодые между собой хихикаться, но ничего этого не было здесь. Только какая-то старуха в рубище черном с пустым ведром вдоль дороги бредет. Тишина… И лишь где-то вдали, в другой части поселка кто-то песни распевал.

Дошел я до Кирюшкиного дома, который стоял ближе всего к лесу. Взглянув в сторону огорода, я увидел, что не засажено толком ничего. Постучал я в старую, обветшавшую дверь. Тихо. Будто и нет никого в доме. Постучал еще раз. Тут что-то скрипнуло внутри. Глянув в окно, я увидел исхудавшее лицо Петьки, уставившегося на меня своими большими, выразительными глазами. Я кивком попросил Петьку дверь мне открыть. Он, чуть поколебавшись, исчез из окна, и через несколько мгновений был уже у двери.

– Здорово, Петенька, – говорю.

– Здорово, Зеленый, – улыбнулся Петька.

Как я рассказал ему, что в школьные времена меня «Зеленым» прозвали, так Петька и сам так меня звать стал. Я протянул Петьке руку и поздоровался, как с мужиком. Мы прошли в дом. Внутри было тихо и темно, занавески полностью окна закрывали. Кирюхи внутри не было.

– Что у вас случилось-то? – спросил я, присев на жесткий, пошатывающийся стул.

– Да плохо все, дядь, – радость от моего прихода исчезла с лица мальчугана. – Батька пьет уже месяц почти, на работу не ходит. А вечером постоянно в гараже запирается… Боюсь я, что он там сделает чего-нибудь с собой…

– А чего это он так, что произошло-то с ним?

– А не знает никто… Я хотел было поговорить с папкой, да он мне: «Мал ты еще, Петька, не понять тебе»… Незадолго до этого я видел, как он взял все свои письмена со стихами и выбросил в печь. Я хотел было их достать, но опоздал. Почти все сгорело, пепел один остался…