Читать книгу "Мои мужчины - Виктория Токарева"

Блатных презирают. За какие такие таланты я протырилась после провала? Явно не литературные. В лицо мне никто ничего не говорил, но я чувствовала холод своих сокурсников.

Среди поступивших был некто Юра Богданов. Он приехал из Ростова, происходил из воровской семьи. Его родной дядя, брат отца, был вор-щипач, тырил деньги по карманам в трамваях и автобусах. Он брал с собой племянника Юру, у которого была маленькая детская ручка, наиболее удобная для проникновения в чужой карман.

Юра подрос и услышал в себе неодолимый писательский зов. Он не стал продолжать воровскую династию, а отправился в Москву и с ходу поступил во ВГИК. И сразу, на приемных экзаменах он влюбился в меня. Влюбился тяжело и насмерть.

Мы вместе ходили на лекции, на семинары, на просмотры. Садились рядом, и нам было хорошо. Замечательно.

Я не была влюблена, мне только вора не хватало. Но его чувство грело меня как солнце и буквально спасало в неласковой атмосфере сокурсников. Я не замечала скепсиса по отношению к себе, поскольку меня омывала мощная и нежная волна его любви.

Какова была его роль в моей жизни? Никакой. Но такое чувство не забывается.

Какой он был? Милый. С большими карими глазами, по-детски длинными ресницами, в выглаженной рубашечке. Видимо, сам стирал и гладил.

Группа подозревала, что я его не люблю, а просто использую. Но как можно использовать нищего иногороднего студента?

Первая работа, которую мы писали по сценарному мастерству, – немой этюд. Я сочинила немой этюд «Снег в июне». Имелся в виду тополиный пух. Я сейчас уже не помню, о чем эта история. Наверное, о любви. О чем еще?

Мы сдали свои работы. Читал наш мастер профессор Вайсфельд. И тут повторилась история, произошедшая со мной в 104-й школе. Мне поставили пятерку – единственной в группе.

Первая реакция коллектива – шок. Вторая – возмущение. Группа собралась в стаю и направилась к Вайсфельду. От имени всех выступала некая Ольга, интеллектуалка и правдолюбка. Она сказала:

– Как вы могли поставить Токаревой пятерку, когда известно, что за нее написал Богданов?

– А как это известно? – удивился Вайсфельд.

– Ну, как же… Вы что, не видите?

– А что я должен видеть? – не понял Вайсфельд.

– Богданов написал. Это же ясно.

– Вовсе не ясно. И вы не можете этого доказать.

Группа ушла, унося в душе благородный гнев.

С Богдановым была проведена беседа. Группа взяла с него слово, что он будет обходить меня стороной. Богданов пообещал, но обещание не выполнил. Он ничего не мог с собой поделать. Его накрыла первая любовь, и он был не в состоянии ее убить.

– Что я должен сделать, чтобы ты стала моей? – спрашивал он у меня.

– Стань знаменитым, как Юрий Казаков…

Это было время расцвета прекрасного прозаика Юрия Казакова. Его называли вторым Буниным.

– Стану, – обещал Юра и верил, что станет.

Однажды мы вместе поехали к Катерине Виноградской в Переделкино. Не доходя до ее дома, завернули в рощу. Остановились возле дерева.

Предстояло поцеловаться. До этого наши отношения были совершенно платонические. Юра просто провожал меня на троллейбусе от ВГИКа до улицы Горького. Ехать надо было почти час. И вот этот час дороги и был его счастьем и нашей совместной жизнью.

Мы стояли под деревом. Я ждала, что он проявит инициативу, притянет меня к себе и поцелует в конце концов. Но он этого не сделал. Робел. Не решался. Я была для него недосягаема, и если бы он дотронулся до меня, то упал бы в обморок.

Чистый, провинциальный, трогательный мальчик. Я не знаю: был ли он талантлив и смог бы он стать Юрием Казаковым? Кем бы он мог стать для меня? Только собакой, при этом дворнягой.

Ко второму курсу Юра это понял, и решил уйти из ВГИКа. Вернуться в Ростов.

Я его провожала.

Мы спустились в метро. Ждали поезда, куда он войдет.

Мне вдруг стало страшно. Я поняла, что он сейчас уедет – и в моей душе образуется глубокая расщелина. Моя душа треснет.

Кстати сказать, немой этюд я писала сама и ему помогала писать его этюд. Просто всем казалось, что он со своей биографией ближе к суровой прозе, чем я со своей. Что было в моем анамнезе? Музыкальное образование, веселый характер, здоровое легкомыслие. На мыслителя я никак не тянула, и предположить во мне талант и склонность к серьезным раздумьям – никому бы и в голову не пришло.

В глубине тоннеля появился поезд. Сейчас Юра сядет и уедет. Пусть провинциал, пусть пораженец… Но я столкнулась с большим чувством. А это многокаратная драгоценность, которую вряд ли Бог посылает два раза.

«Не думать, – сказала я себе. – Не думать».

Он вошел в вагон.

«Не думать», – повторяла я как мантру. Так, наверное, ведет себя самоубийца, который хочет выброситься из окна. Он говорит себе: «Не думать…» – и шагает в пропасть.

Больше я его не видела. Да и зачем?

Он мог бы найти меня и сказать:

– Я тебя любил…

– А я знаю, – ответила бы я. – Как ты поживаешь?

– Юрием Казаковым не стал. Работаю в журнале.

– А как твой дядя?

– Какой дядя?

– Который воровал. Он продолжает?

– Нет.

– Исправился?

– Просто постарел. Сноровка пропала. И суставы болят.

– А при чем тут суставы?

– Убегать.

Но он меня не нашел. И я его не нашла. Но я помню. Так запоминается хрустальная холодная вода из родника, от которой стынут зубы и поет все нутро.

На втором курсе я написала сюжет для «Фитиля». Короткая история о том, как молодой учитель целый день не врет, говорит только то, что думает.

В этом же месяце мне попался рассказ «Хочу быть честным». Его написал Владимир Войнович.

Я прочитала этот рассказ и застыла как соляной столб. Во мне что-то произошло, как будто меня подключили к космической розетке, пошел ток и проклюнулся писатель, который был запрятан глубоко в генах.

Я стала выяснять: кто этот Войнович? Узнала, что он будет выступать в Клубе железнодорожников, и отправилась на встречу. Мне хотелось просто на него посмотреть. Какой он? Как выглядят такие сверхчеловеки?

Сверхчеловек оказался маленького роста, волосы дыбом, дешевый кримпленовый костюм темно-коричневого цвета, большие торчащие глаза. В общем, похож на ежика, которого спугнули собаки, и он выскочил из норки на поляну. Володя Войнович был на пять лет старше меня. Всего пять лет, а он уже на вершине Олимпа, купается в славе.

В Клубе железнодорожников Войнович читал рассказ «Расстояние в полкилометра». Содержание этого рассказа – никчемная жизнь и никчемная смерть. Когда выступление окончилось, я протиснулась к Войновичу и сунула ему свои две страницы «Фитиля». При этом сказала: