Читать книгу "Любовь. Инструкция по применению - Клэр Нейлор"

Когда Эми увидела, что Тоби возится со своим прибором (простите за каламбур), она сразу же вспомнила мать, которая бы наверняка сейчас осыпала ее градом католической ругани («Иисус. Святой Антоний. Дитя. Что ты наделала?»). Второй ее мыслью было: «хм-м-м-м-м, а мне нравится этот звук!». И, выставив вперед лучшую из двух грудей, она уступила соблазну…

6

В слабом свете утра понедельника в Суссексе Эми истерически напевала что-то себе под нос. Она напевала, убирая с поля коровьи лепешки. Этим утром она была не в том настроении, чтобы удивляться нелепости такого занятия. Она просто напевала, упорно не желая о чем-то задумываться. Напевала, чтобы избежать мыслей об ужасной ошибке. С маниакальным выражением лица и острейшим чувством неловкости Эми нежно опустила очередную коровью лепешку в ведерко для мусора и продолжила напевать.

— Отличная работа, дорогуша, почти готово. — К ней направлялась Люсинда.

Эми в ужасе заорала:

— Черт возьми, Люсинда, ты же коров испугаешь!

— Ой, какие мы агрессивные! Что стряслось? — Люсинда явно была оскорблена замечанием, но, вышагивая с гордым видом и высоко поднятой головой по загаженному полю, тем не менее продолжила:

— Что произошло в субботу? Я видела, как ты ушла вместе с Тоби. Вы что, снова вместе?

Меньше всего желая сейчас обсуждать свои грехи, свой позор, свое страшное падение, Эми пожала плечами. К счастью, Люсинде пришлось кинуться на помощь к модели, которую до смерти напугал кролик.

В любое другое утро Эми, возможно, впала бы в лирику и с воодушевлением отзывалась бы о пользе лепешек в кадре, ратовала бы за настоящую сельскую идиллию, а не за ее суррогат. Она бы обязательно уговорила стилиста оставить коровий навоз на поле. Но сегодня она была больше обеспокоена собственным падением.

— Потерянный рай, где я в роли Евы, — греховность, безнравственность и видеокамеры! Какой позор!

Эми — что уже понятно — женщина современная. По крайней мере в том, что касается плотских утех. Эпизод c Хардингом, блаженство с Тоби. Так почему же ее терзает чувство вины? Не только вины, а еще ужаса и разочарования! Интересно, думала она, испытывают ли садомазохисты (настоящие, а не экспериментаторы с шелковыми лентами и бархатными повязками на глазах) чувство стыда на следующее утро? Или же их сексуальные убеждения придают им смелости в реальной жизни? Можно ли назвать ее извращенкой, если ей нравится позировать перед камерой? Вероятно, во всем виноваты принципы и догмы, владеющие ее сознанием. (Католицизм!)

Ну вот, теперь она расплачивается. Божественное возмездие. (Как и всякий католик, столкнувшись с неудачей, она определила ее в графу расплат за грехи. Споткнулась, сделав ехидное замечание по поводу чьих-нибудь бедер? Началась мигрень как раз когда с наслаждением думаешь о поддельной кредитной карточке? Расплата.)

Подбирая коровий помет, Эми и чувствовала себя полным дерьмом. Она боялась, что прямо в момент любовного складывания какашки в мусорное ведро группка псевдобогемных личностей курят «Голуаз» и пьют мексиканское пиво где-нибудь перед телевизором, глазея на ее бедра, ляжки и, Боже упаси, даже думать страшно, ее сиськи!

Было восемь часов утра, понедельник, но вполне вероятно, что компания взрослых мужиков с программы на спутниковом телевидении примчится в Баттерси чтобы посмаковать ее неглиже.

Или даже хуже… О господи, такая возможность не исключена!.. Тоби знаком с известным фотографом Дэмиалом Херстом. Она представила галерею Тэйт, вручение премии Тернера в области современного искусства и людей, стоящих в очереди, но не чтобы увидеть Мать и Дитя, а чтобы полюбоваться на Фотографа и Шлюшку. Расчлененные, абстрактные образы частей ее тела, плавающие в растворе формальдегида. Вот дерьмо!

Коровы шумно сопели, а Эми, поставив ведерко у ног, сидела на полуразрушенной каменной стене в лучах тусклого зимнего солнца. Модели проказничали, фотограф ругался, а Люсинда запрыгнула на стену рядом с Эми и прошептала:

— Когда все это закончится, поехали в Чарльстон, в дом, где жили блумзберийцы[5]? А если скажешь волшебное слово, я, может быть, даже подброшу тебя обратно в Лондон!

Настроение Эми целый день менялось от возбуждения к полнейшей апатии. Вот и сейчас она почувствовала дикую любовь к Люсинде, чмокнула ее в щеку и прослезилась. Девушки обнялись и закурили, наблюдая за съемками, похожими на торжество лунатиков в психбольнице.

Когда работа была закончена, подружки сели в полуразвалившуюся спортивную машину Люсинды и помчались по извилистым дорожкам Суссекса, по пути едва не обезглавив несколько любознательных коров. Люсинда была, мягко говоря, быстрым водителем. Эми делала вид, что абсолютно расслаблена, но то и дело впивалась ногтями в обивку салона.

Чарльстон был идеальным местом для раскаивающихся в содеянном. Эми, которая чувствовала себя безнравственной и испытывала отвращение к пошлой современности, все больше радовалась поездке в Суссекс двадцатых и тридцатых годов. Со временем у этого местечка появлялся легкий оттенок светскости, но нельзя было отрицать тот факт, что входящие в Блумзберийскую группу проповедники и служители великого искусства и литературы сами были откровенно безнравственны и сексуально распущенны, и собственная развратность начала мало-помалу казаться Эми менее вопиющей.

Она бродила по музею, восхищаясь царящей в нем атмосферой свежести. Стены со слегка выцветшим на солнце пестрым цветочным узором желтых, тускло-синих и зеленых тонов. Спальни, где великие экономисты и художники занимались созданием таких же красочных и эксцентричных, как декорация, любовных треугольников и где лежала Вирджиния Вулф, прислушиваясь к плесканиям рыбок в озере перед домом. Озеро больше походило на лужу, но его берега, поросшие высокой травой, были усеяны каменными изваяниями строгих мужчин в классическом стиле и любознательной женщины, парящей в воздухе. В ранних сумерках короткого зимнего дня Эми гуляла средь зарослей жасмина и медленно, но верно возвращалась к жизни.

Убежденная Люсиндой и духом порочной Блумзберийской группы в том, что жизнь ее не так безнадежна и что ее развратные эксперименты не попадут завтра на страницы газеты «Сан», она встретила возвращение в Лондон с истинным мужеством и цветочным горшком из местного магазинчика, на котором была изображена известная художница Ванесса Белл.

По дороге домой Эми с Люсиндой болтали без умолку и, лопая шоколадки, посмеивались над моделями и прискорбной лондонской жизнью.

— Нам с Бенджи просто необходимо переехать за город, заниматься творчеством, готовить и работать на себя. Я бы могла разбить садик и выращивать в нем цветы необычных оттенков. У нас в доме были бы коротенькие шелестящие муслиновые занавески и стенной шкаф для резиновых сапог…