Читать книгу "Знаменитый универсант Виктор Николаевич Сорока-Росинский. Страницы жизни - Рива Шендерова"

В шестом классе Сорока-Росинский предложил нам красочную, наглядную форму соревнования между звеньями. В классе три колонки парт, каждая колонка - звено во главе с избранной звеньевой. Я - единогласно избранный председатель совета отряда, Нина Фомина - староста.

В классе было столько дел! У каждого звена - «свое» окно. Мы старательно озеленяли их. Кто мог, приносил цветок из дома. Складывали наши гроши и покупали многолетники в магазине.

Чье окно красивее? Виктор Николаевич предложил каждому звену еженедельно вывешивать на специальную доску «рапортичку» - лист бумаги с фамилиями и оценками каждой по каждому предмету. Но оценки не выставлять цифрами, а рисовать цветные кружки: красный - «5»; синий - «4»; зеленый - «3»; коричневый - «2»; черный - «1». В конце недели совет отряда (председатель, староста, три звеньевых и два члена совета) подводил итоги работы. Итожить по цветным значкам было быстро и удобно. Лучшее звено получало на классном собрании «переходящий цветок» на свое окно - очень красивую бегонию, которую Виктор Николаевич купил сам. Очень скоро выяснилось, что из-за моих вечных пятерок мое звено практически побеждало каждую неделю. «Неладно!» - сказал Виктор Николаевич и предложил совету отряда мои красные кружки - а других не было - выставлять, но не учитывать. Вот так я расплачивалась за свои отличные успехи и примерное поведение. Было обидно. Но любить Виктора Николаевича я не перестала ни на миг: надо было помогать и ободрять тех, кто слабее. С тем я и жизнь прожила. Кстати, моя «ведомая» Люся Гудкова диктанты из роно и гороно регулярно писала на твердую тройку, а раза два получила четверку. Конечно, в труднейших диктантах самого Виктора Николаевича у Люси случались и двойки, но в четверти и за год - твердая тройка. Была у меня в шестом классе и еще подопечная - Вера Фадеева, закоренелая двоечница по русскому языку. С ней я занималась у нее дома после уроков около четверти. Однажды я, как обычно, пришла на урок, отзанималась положенное время и собралась домой. В этот момент в комнату вошла мама Веры, поблагодарила меня, сказала, что больше уроков не нужно - у Веры появилась твердая тройка. Женщина подала мне бумажку - 25 рублей! Мой заработок впервые в жизни. На эти деньги вся наша семья могла прожить целый день. Домой я не шла, а летела вприскочку. Мама и бабушка хвалили и благодарили меня. Но все-таки деньги за оказанную помощь смущали меня, я поделилась своими сомнениями с Виктором Николаевичем. Он меня успокоил: зарабатывать уроками - это обычная гимназическая практика, а родители Веры просили Виктора Николаевича найти для дочери надежного репетитора. Учитель порекомендовал меня. Так что все в порядке.

...Продолжались наши волшебные уроки русского языка и литературы. Они были все сложнее. По-прежнему писали труднейшие по орфографии и пунктуации диктанты - ежедневно. Учились писать изложения - строго на заданное количество страниц; например, «Капитанскую дочку» - ровно на полторы страницы, за каждую лишнюю строку оценка снижалась на один балл. Пробовали писать сочинения - это уже в седьмом классе. Помню тему: «Утро в городе». Танечка Троянкер, описывая путь в школу, написала: «Пахнет углем и канализацией». Виктор Николаевич очень хвалил автора за наблюдательность, прочел сочинение вслух. Как классный руководитель, Виктор Николаевич побывал в семье каждой из нас, лично убедился, кто, как и с кем живет. Беднейшим помогал, как мог - устраивал на бесплатное питание, давал небольшие деньги на еду из собственных скромных средств. И все так, как написано в Евангелии - тайно, «чтобы правая рука не знала, что делает левая». Об этих посещениях, помощи и подарках, которые он делал нам на дни рождения, мы узнали друг от друга, только став взрослыми. Виктора Николаевича уже не было в живых.

Когда Сорока-Росинский пришел в мой дом, у меня был день рождения. Учитель познакомился с каждым из присутствовавших, особенно «вкусно» и почтительно побеседовав с бабушкой Василисой Егоровной (чувствовалось, как ему понравились бабушка и ее имя), нашел приветливые слова для каждого в отдельности, вручил мне «королевский подарок» - отрез коричневой материи на форменное платье, посидел за скромным праздничным столом не более 20 минут и, попрощавшись, ушел. Мой дядя сразу сказал мне: «Ривочка, тебе необычайно повезло. У тебя необыкновенный, редкий, превосходный учитель».

Классный руководитель уделял большое внимание внешности каждой из нас: аккуратно заплетенные косы (мы все носили косы разной длины и толщины), выглаженные банты, белые воротнички, наглаженные передники (это уже в 1950-1951 годах, когда ввели обязательную форму - коричневое платье с черным передником в обычные дни, то же платье с белым передником и белыми лентами в косах - в праздничные). Вычищенная обувь, развернутые плечи (не горбиться!), втянутый живот. Виктор Николаевич не только осматривал, но буквально обнюхивал каждую из нас (нет ли дурного запаха изо рта, от немытого тела, от несвежего белья). Если что замечал, делал замечание так тактично, что никто из окружающих даже не догадывался. А мне о том, что обнюхивал нас, рассказал только много лет спустя.

Виктор Николаевич много внимания уделял ученицам с острыми семейными проблемами. Он всячески развивал таланты Нины Фоминой, ободрял ее, часто хвалил (по-моему, слишком часто), внушал ей веру в себя и свои успехи. Зато как счастлива была Нина похвалам учителя, как расцветала! Она в самом деле прекрасно сыграла в «Золотом петушке» Шамаханскую царицу. Плавные движения, пленительная улыбка, манящий голос - вот так Нина! Наш волшебный учитель сумел разглядеть сценический талант за неброской внешностью, угловатостью, рассеянностью, даже некоторой нелепостью в обычной жизни. В 8-м классе, уже без участия Виктора Николаевича, мы самостоятельно поставили сцены из «Снегурочки». Нина Фомина превосходно сыграла Леля. Прав, прав был учитель, когда, видя и развивая искорки таланта в каждой, справедливо хвалил Нину.

Виктор Николаевич позже рассказал мне, что у Нины был отчим, который притеснял, унижал ее. Мама, родившая второго ребенка от второго мужа, находилась полностью под влиянием недоброго человека, превратила дочь в няньку и уборщицу, не интересовалась ее школьными делами. Нина жила в холодном, неродном доме, всем чужая, «второсортная». Вера в себя была нужна ей как воздух.

Много лет спустя я узнала, что Виктор Николаевич сильно опекал, «подкармливал» (его выражение) моих одноклассниц Ларису Алексееву, Капитонову, еще кого-то, кто жил особенно неблагополучно (сильно пьющие отцы и отчимы при хорошо знакомых мне бедности и тесноте). Никто в классе не догадывался об этом. Когда нам было уже за тридцать, я встретила Ларису Алексееву. Она, продавщица в гастрономе, мгновенно увидела меня, обслужила красиво и вне очереди, рассказала, что часто вспоминает добром Виктора Николаевича. От Ларисы я узнала, что самые слабые в учебе мои одноклассницы, вынужденные пойти в ремесленное училище после семилетней школы, получили рабочие профессии, дружат между собой, нередко собираются вместе и тепло вспоминают Виктора Николаевича и нас, «ведущих», хороших и отличных учениц, кто помогал им, вытягивал, как мог. А в школе «ведомые» и «ведущие» не дружили между собой. «Ведущие» выполняли свой долг по слову учителя: «сделал сам - помоги товарищу».

Виктор Николаевич договорился с работниками кинозала Дома культуры связи о том, что по воскресеньям, перед началом двенадцатичасового фильма несколько хороших чтиц из класса будут декламировать стихи, а за это «артисток» и еще человек десять будут бесплатно пускать в кино. Все так и было: мы читали стихи отменно, а потом стайкой человек в пятнадцать тихо рассаживались на приставные места.