Читать книгу "Вторая жизнь Эми Арчер - Р. С. Пейтман"

Я вхожу и беру в руки фигурку. Руки дрожат. Почти надеюсь, что никакого белого пятна на пятке не окажется, и в то же время дрожу от волнения и надежды на то, что оно есть. Перевернуть статуэтку решаюсь не сразу. Она вся покрыта ровной блеклой краской, не считая белого пятнышка на левой пятке.

Может, оно там и было с самого начала – я никогда не разглядывала статуэтку подробно, она мне не очень-то и нравилась. И все же приходится держать ее двумя руками, чтобы осторожно, не разбив, поставить на полку.

– Я… не понимаю. Это просто…

– Что? – Либби входит в прихожую. – Совпадение? Если бы – нам тогда всем было бы легче. Но это не просто догадка.

– Догадка, и больше ничего, – говорю я и киваю в подтверждение своих слов.

– А вот и нет! – восклицает девочка, и глаза ее наполняются слезами. – Честное слово. Я не стала бы тебе врать. Ты всегда говорила, что врать нехорошо. И я никогда не врала. Ты должна мне поверить, мама.

– Сказала же тебе: не называй меня так, – повторяю я, с усилием отводя глаза от залитого слезами лица ребенка.

Я никогда не могла спокойно смотреть, как Эми плачет, а эта малютка плачет точь-в-точь как она. Еле удерживаюсь, так хочется обнять ее и сказать, что все будет хорошо…

– Как бы человеку ни везло на догадки, все равно он в чем-нибудь да ошибется. – Либби стоит теперь твердо, выпрямившись. – А Эсме не ошибается.

– Спроси меня о чем-нибудь, мама, – предлагает девочка. – О чем хочешь. Вот увидишь, я отвечу правильно.

– Это не игра!

– Я знаю. И не играю. Честно.

Либби склоняет голову набок, словно побуждает меня принять вызов, в то же время надеясь, что я откажусь. Я закрываю глаза и потираю переносицу. Если подыграю ей, этот абсурд наконец закончится и им придется оставить меня наедине с тоской по Эми. По настоящей Эми.

– Ладно. Назови прозвище, которое для меня придумал мой муж.

– Какое, их же два? – не задумываясь, переспрашивает девочка.

Ее легкомысленный тон выводит меня из себя, как и то, что она знает про мои два прозвища. Брайан иногда называл меня Зайкой: когда был пьян, хотел секса или надеялся чего-то добиться, но обычно он звал меня Дабс. Это считалось веселым прозвищем, однако в нем чувствовался скрытый упрек. Дабс. Отдел Скотленд-Ярда, где снимают отпечатки пальцев. Кончай, мол, допрашивать, отвяжись.

Я так изумлена тем, что малышка знает про два прозвища, что почти не обращаю внимания на то, что она оба назвала правильно.

– Опять угадала? – Либби поднимает брови, словно старается убедить меня не верить собственным ушам.

Девочка с облегчением улыбается и кивает мне.

– Спрашивай дальше, – говорит она.

– Как Эми сломала ногу?

И снова ни тени колебания, ни нотки сомнения в голосе.

– Я сломала не ногу, а руку. Мы с Даной залезли на дерево за теннисным кортом в парке. Я упала. А Дана побежала за тобой.

Глаза у нее сияют. Сначала мне кажется, что это вызов, но я вижу в них кое-что еще: мольбу о признании.

Закусываю губу, наклоняюсь и заглядываю пришелице в глаза. Цвет и разрез такие же, как у Эми. Я называла их «говорящими глазами». Теперь они стали еще выразительнее, появился новый оттенок, который я не могу определить и перед которым трудно устоять.

– Что с тобой случилось? – спрашиваю я.

– «С тобой»? – переспрашивает Либби. – Значит, верите ей?

Я не отвечаю и, не сводя глаз с девочки, повторяю вопрос. Лицо у нее затуманивается грустной сосредоточенностью, брови хмурятся.

– Я… точно не помню. Но кажется, я умерла.

Слова будто пронзают меня. Конечно, она не Эми – этого не может быть, – но услышать подтверждение самых страшных моих подозрений из уст, так похожих на дочкины, невыносимо. Я разрываюсь между желанием обнять ее и оттолкнуть.

– Извини. Я не верю в привидения.

– Эсме не привидение, – говорит Либби, обнимая девочку за плечи. – Она Эми. Ее реинкарнация.

Часы в прихожей бьют полночь.

Снопы искр и тлеющих красных углей взлетают в небо, взрываясь с ревом, от которого содрогается земля. Свет и тьма, обгоняя друг друга, несутся по небу к парку. Длинные тонкие пальцы голых деревьев тянутся к свету, а затем снова тонут в темноте.

В полосах теней, на грани со светом, разрывая мне сердце, мелькает образ Эми. А в промежутках на меня смотрит лицо Эсме – с широко распахнутыми глазами, умоляющее, счастливое.

Она стрелой проносится мимо меня в коридор. Я так потрясена, что не успеваю задержать девочку, а она забегает на несколько секунд в гостиную, выскакивает оттуда и взлетает наверх по лестнице.

– Хочу посмотреть мою комнату! – кричит.

Либби входит в коридор, захлопывает за собой дверь и бежит следом.

– Эсме! Пожалуйста! – кричит она. – Ты обещала! Нельзя же так сразу!

Но Эсме не останавливается. Наверху она сразу же, без колебаний, сворачивает к комнате Эми. Отворяется дверь. Радостный вопль! И тут же – разочарованное фырканье.

Я стою в прихожей и хлопаю глазами, не в силах двинуться с места; держусь рукой за стену, чтобы не упасть. Охваченная смятением, с трудом перевожу дыхание.

– Ты у меня все переделала! – кричит сверху Эсме. – Будто я тут и не жила никогда.

Отталкиваюсь от стены, глотаю воздух и поднимаюсь по лестнице со всей быстротой, на какую способна.

– Пожалуйста. Не входите, умоляю!

Либби стоит в дверях спальни, словно боится вторжения. Я проталкиваюсь мимо нее и вижу, что Эсме лежит на кровати лицом вниз, одной рукой вцепившись в подушку, а в другой сжимая замызганного Багпусса. Ящики комода выдвинуты, дверца шкафа приоткрыта.

Мое раздражение оттого, что кто-то вломился в комнату Эми, тонет в потрясении от вида живой, настоящей белокурой девочки, лежащей на ее кровати. Ноги будто прирастают к полу.

– Ничего нет! – всхлипывает Эсме, уткнувшись в одеяло. – Где мои постеры? Диски? Одежда? И стены перекрасила. А я бежевый вообще не люблю. – Она поднимает голову. – Ты будто хотела, чтобы обо мне тут вообще ничего не напоминало.

– Эсме, ну пожалуйста, – говорит Либби. – Уверена, это совсем не так. Давайте-ка все успокоимся!

Девочка поворачивается к нам и садится на кровати. Лицо у нее кривится от слез и злости.

– Как ты могла, мама?

Либби вздрагивает – как и я.

– Я… не знаю, – шепчу я. – Не могла оставить…

Я почти не верю, что пытаюсь оправдаться, но ее вспышка гнева – всего лишь эхо той, которой разразилась я сама после того, как Брайан вынес все ее вещи из комнаты. Я виновато запинаюсь.