Читать книгу "Реформатор - Юрий Козлов"

Никита Иванович более ни мгновения не сомневался, что его жизнь едва ли важнее (ценнее) того, что находилось внутри загадочной «отложенной» бандероли. И еще он подумал, что «безвыборный» выбор в арифметической (или геометрической?) прогрессии умножает волю, потому что всегда ориентирован на скорейшее достижение реальной (в его случае — получение бандероли) цели. Если же цели нет, вздохнул, пытаясь проглотить неподвластную зубам кислую бронзу, Никита Иванович, жизнь сворачивается в сыворотку (в данный момент его одолевали исключительно «постпрамолочные» метафоры), обнаруживает неприглядную структуру, превращает человека во все (мысли) и одновременно в ничто (действия), что, однако, никоим образом не поднимает человека над жизнью, потому что, как известно, от умножения «всего» на «ничто» получается «ничто». Лучше умножить одно «ничто» — мою жизнь, решил Никита Иванович, на другое «ничто» — «отложенную» бандероль, и, быть может, получить в итоге если и не «все», так хоть что-то.

До указанного в уведомлении срока оставалось четырнадцать минут.

Никто больше не смотрел из кустов на Никиту Ивановича сквозь оптический прицел.

Собственно и некому было смотреть, потому что Никита Иванович увидел человека с прямой тренированной спиной, со стандартной молодежной (на половине головы волосы до плеча, другая половина — бритая) прической. На плече у молодого человека плотно к локтю висела сумка, в которой и скрывался автомат с цифровым электронным прицелом. Промахнуться из этого оружия мог только слепой: электронный прицел не просто приближал, но многократно увеличивал цель, сканировал внутренние органы, к примеру, бьющееся сердце или волнистый пульсирующий (мыслями?) мозг. Цель наплывала на стрелка, как с экрана. Можно было выбрать на огромном, как из фильма ужасов, лице родинку, прыщ, бородавку, да и нажать курок. У Никиты Ивановича не было ни малейших причин сомневаться, что входящий в подъезд человек не знает, как управляться с этим оружием.

Он шел проверить: лежит ли уже Никита Иванович на лестничной площадке у своей титановой двери, или же он еще не выходил из квартиры. Иного молодой человек со стандартной прической предположить просто не мог, иначе не вошел бы так доверчиво в подъезд.

В два прыжка, обгоняя собственную вонь, Никита Иванович добрался до бронированной огнеупорной (как и большинство в столице великого герцогства Богемия) двери подъезда, нажал сначала кнопку «N», потом одновременно «2» и «3» и — после краткого электронного писка — «Е».

Несколько лет назад он как-то сильно запил с техником-электриком по имени Зденек. Помнится, жена Зденека — огромная рыжая бабища, похожая на обезьяну (она обожала ходить в длинных же рыжих вязаных кофтах, как в шерсти) — не просто погнала их по лестнице (пили у Зденека), но вознамерилась еще догнать и побить.

Никита Иванович и Зденек, однако, хоть и на заплетающихся неверных ногах, но добежали до первого этажа быстрее. Тогда-то Зденек и нажал хитрую комбинацию на электронном замке.

«Теперь можно не спешить, — сказал он Никите Ивановичу, — теперь хоть пожар, хоть война — пятнадцать минут ни снаружи ни изнутри никто дверь не откроет».

Никита Иванович не очень-то в это поверил, и все время оглядывался на дверь. Но оттуда доносились одни глухие удары, как если бы дверь превратилась в колокол. Это обезьяноподобная жена Зденека била (ногой?) в бронированную дверь.

По пути к магазину (куда же еще?) Зденек объяснил Никите Ивановичу, что в принципе каждое электронное устройство, кодируемое с помощью цифр, букв или символов имеет так называемую блокирующую комбинацию, надо только ее вычислить, чтобы, значит, потом с умом применять.

«Почему так происходит?» — помнится, полюбопытствовал Никита Иванович.

«Наверное, потому, — пожал плечами Зденек, — что придумывают эти устройства одни люди, изготавливают другие, а работают с ними третьи. Мир так устроен, — продолжил он после паузы, — что одни люди всегда отгадывают то, что от них хотят скрыть другие. В принципе, все люди похожи друг на друга, — понизил голос, словно выдавал Никите Ивановичу некую тайну, — хотя и кажутся разными…»

«Как цифры?» — предположил Никита Иванович.

«Наверное, — не стал спорить Зденек, — только цифры вечны, а люди смертны».

Никита Иванович молил Бога, чтобы комбинация сработала.

Ведь столько времени прошло.

Зденек давно лежал в могиле. Никому в этой жизни не удавалось слишком долго запивать ром пивом.

Вместо него электроникой в доме занимался длинный и плоский, как сточенный мачете, индеец из Южной Америки.

Но комбинация сработала, блестяще подтвердив тезис покойного Зденека о (долго) вечности цифр. Теперь никто не мог помешать Никите Ивановичу быть на почте в указанное время. Теоретически, конечно, его можно было достать из окна, но для этого стрелку надлежало проникнуть в квартиру, окна которой выходили на противоположную выходу из подъезда сторону. Именно по этой стороне в данный момент и спешил на почту Никита Иванович. Он сомневался, что стрелок успеет, слишком уж неохотно отворяли двери незнакомцам в столице великого герцогства Богемии.

…Разместившаяся на первом этаже длинного, как поезд, здания почта была темна и пустынна, как предбанник того света, а может, зал отправления (накопитель?) этого. Экраны компьютерных мониторов были покрыты толстым слоем серебряной пыли. Переставшее ощущать себя единым целым человечество более не нуждалось в Интернете, по которому еще недавно сходило с ума. Из «всемирной паутины», как из мозаичного панно выпадали целые географические фрагменты, такие, к примеру, как великое герцогство Богемия. Паутина превратилась в клочья, в патину и Никита Иванович сомневался: жив ли, собственно, сам паук?

Пустовала и та часть зала, где занимались операциями с финансами. Никто никому никуда денег не переводил. Богемская крона обслуживала территорию примерно в четыреста километров с запада на восток и в двести с севера на юг.

Последний раз Никита Иванович был на почте зимой — получал гонорар из журнала за статью под длинным названием: «Теория перманентного конца света, как генератор продуктивного жизнеустройства и устойчивости духа». Он, как сам полагал, не без блеска доказал в этой статье, что растянувшееся во времени и пространстве ожидание конца — есть, в сущности, единственная сегодня не просто объединяющая, но и сообщающая человечеству волю к жизни идея. Бесконечная справедливость данного предположения заключалась уже хотя бы в том, что какие бы дикие и страшные беды ни обрушивались на людей, что бы ни происходило — все легко и естественно (подтверждающе) вливалось в эту идею, ничто не могло быть отринуто как чуждое.

Тогда, правда, богемские кроны можно было обменять на многие другие «близлежащие» деньги: тюрингские талеры, лангедокские франки, словацкие куны и т. д. Сейчас, если верить слабо мерцающему электронному табло, только (с немалыми потерями) на венгерские форинты и словенские толары.

Никита Иванович с грустью подумал, что процесс деления (распада) жизни, в сущности, столь же неисчерпаем и универсален, как сама жизнь, принимающая не только любую, предложенную ей форму, но и — отсутствие формы. Осколки бытия (в частности, муниципальное почтовое отделение) функционировали по принципу оторванных конечностей ящерицы, то есть в себе, для себя и без надежды на обретение (восстановление) смысла.