Читать книгу "Она уже мертва - Виктория Платова"

Она скончалась две недели назад, в самом конце октября, в возрасте восьмидесяти семи лет. Мало кто присутствовал на похоронах, но Сережа выкроил полдня в своем плотном рабочем графике и прилетел проститься с бабушкой. И вот теперь должен прилететь снова – на оглашение завещания. Остальные прибыли сюда по той же причине: завещание будет прочитано в присутствии внуков – такова была последняя воля покойной.

Они не виделись больше двадцати лет. Если быть совсем точной – двадцать два года и два с половиной месяца – с того самого августа. Але – самой младшей, сейчас двадцать пять. Тате – двадцать семь, МашМишу – к сорока, остальные (включая Полину) болтаются в возрастном промежутке между тридцатью и тридцатью пятью.

Полина не узнала Гульку, приняла Тату за Алю; подивилась тому, как мало изменился Лёка и как сильно сдали МашМиш – теперь никто бы не доверил им управление такой быстрой и умной машиной, как военный истребитель.

Шило работает опером в одном из архангельских отделений полиции, его брат Ростик – корабельный механик; Гулька из толстячка превратился в стройного красавца, отдаленно напоминающего всех героев боевиков вместе взятых – они нон-стопом спасают мир от угроз разной этимологии, спят стоя, едят на ходу и в каждом порту имеют по невесте. Или это относится к корабельному механику Ростику? Полина еще не решила.

Ни у кого из ее двоюродных братьев нет на пальце обручальных колец.

Никто из ее двоюродных сестер не вышел замуж. Полина тоже одинока, несмотря на то, что ей недавно исполнилось тридцать три и романов в ее жизни было предостаточно. Было даже одно брачное недоразумение, но ничего даже отдаленно напоминающего чувство, о котором можно сказать впоследствии: то была Любовь.

Полина давно сбросила беличью шкурку, но по-прежнему живет в Питере, в старой квартире на Кировском проспекте, которому вернули его прежнее имя – Каменноостровский. Только мамы и папы больше нет.

Они погибли в канун миллениума, в автокатастрофе, в пригороде Стамбула. Об этом по междугородному телефону ей сообщил чей-то чужой голос. За частоколом произнесенных на плохом английском фраз едва просматривались контуры трагедии, и она в любой момент могла превратиться в драму с открытым финалом. «Не все потеряно, – шептала себе Полина в самолете, – они разбились, но живы. Разбиться – еще не значит умереть, миллионы людей восстанавливаются после самых страшных аварий, только бы они были живы, только бы!..»

Папа умер сразу, а мама прожила еще десять часов; ее сердце перестало биться в тот самый момент, когда шасси авиалайнера, на котором летела Полина, коснулись посадочной полосы. Она узнала об этом позже, уже в больнице. Мы сделали все, что могли, сообщил ей врач, но…

Injuries incompatible with life.

Это был и ее собственный диагноз: жизнь кончена, девочка. В незнакомой ей стране, в незнакомом городе она оказалась погребенной заживо. Сплошная чернота с короткими сполохами света, отрывочные воспоминания: вот она звонит Парвати с печальной вестью о гибели сына. Вот в холле гостиницы, где она поселилась, ее перехватывают двое мужчин. «Мы от Сергея, – говорят они. – Не волнуйтесь, мы все возьмем на себя».

Кто такой Сергей?

Что нужно взять на себя?

Мужчины мягко поясняют ей, что предстоит транспортировка тел на родину, а также процедуры, связанные с погребением, – вот этими формальностями они и займутся, о расходах она может не беспокоиться. Да-да, конечно, спасибо, кто такой Сергей?

Сережа, ну конечно!

– А сам он не смог приехать?

– К сожалению, он очень занят, ведет переговоры в Токио. Но просил передать вам свои соболезнования.

Вместе с соболезнованиями в руки Полины перекочевывают несколько визиток: они принадлежат людям, с которыми можно связаться, если возникнут проблемы.

– Проблемы? – Полина плохо понимает, о чем говорят ей эти приятно пахнущие люди в дорогих элегантных костюмах.

– Проблемы любого свойства. Для нас нет ничего неразрешимого.

– Верните мне родителей, – жалобным голосом просит она.

– Боюсь, что тут никто не в состоянии вам помочь… – говорит тот, что постарше, со сломанным носом и подбородком боксера-тяжеловеса.

– А Сергей?

– Увы…

Наверняка они подумали, что Полина не в себе: она сломлена горем и оттого несет всякую чушь. Наверняка они тяготятся возложенной на них миссией, особенно сейчас, когда взрослая девушка, отнюдь не ребенок, повторяет как заведенная:

– Верните мне маму и папу. Верните мне маму и папу. Верните мне маму и папу. Пусть Сережа вернет их.

– Успокой ее, – не выдерживает молодой спутник боксера-тяжеловеса.

– Принеси воды.

Вода не поможет. Пощечина тоже – Боксеру очень хочется привести Полину в чувство именно таким нехитрым способом, но он боится не рассчитать силы. Если бы здесь был Сережа, он нашел бы самые правильные слова, а не эти дурацкие «соболезнуем» и «увы». Или, отказавшись от слов, просто обнял ее, – и ей сразу бы стало легче.

Ей не стало бы легче.

Глупо обманывать себя. Даже Повелитель кузнечиков не в состоянии заменить ей маму и папу, но он мог хотя бы оказаться рядом в тот самый момент, когда особенно нужен ей. Он – а не его деньги, не эти люди.

Последние несколько часов Полина ощущала физическую боль от соприкосновения с реальностью: болит каждый сантиметр ее тела, любое движение дается с трудом. Как будто ее всю – от макушки до пяток – вымочили в солевом растворе, и соль, осев толстой коркой, стянула кожу. До того как спуститься в холл, она сорок минут простояла под душем, но это не помогло. Неуклюжий скафандр из соли не пропускает большинство обычных звуков, но Полина еще в состоянии слышать обращенную к ней речь.

Лучше бы все было наоборот.

Тогда бы она не узнала о травмах, несовместимых с жизнью. И о том, что слова соболезнования Сережа решил начертать на купюрах. Или на чековой книжке, или на кредитке, или… Какие еще формы может принять поддержка близкого родственника?

– Мне нужен Сережа. Позвоните ему.

Боксер принимается заученно бубнить о Токио. И о том, что у него нет полномочий звонить Биг Боссу. Биг Босс – ну надо же!..

– Дайте мне его телефон. Я сама позвоню.

Но и это совершенно исключено, субординацию никто не отменял, за наплевательское к ней отношение одним перебитым носом не отделаешься. Кузнечики, увеличенные до размеров человеческих существ, – вот кто эти двое; дорогие костюмы лишь маскируют их жесткие зеленые надкрылья, зазубрины на лапках и похожие на маленький напильник органы стрекотания. Сереже ничего не стоит превратить их в пыль, растворить в восходящих потоках воздуха, – вот они и опасаются.

Просить номер телефона у кузнечиков – самый настоящий идиотизм.

Но они настойчивы. Хотя и ничем не обязаны ей. Кузнечики – существа подневольные. Исполняют то, что приказал им Сережа (или люди, которым приказывает Сережа). Она должна быть им благодарна. А благодарность в ее случае может выражаться лишь в одном: позволить им делать что предписано. Принять помощь, тем более что она действительно в ней нуждается.