Читать книгу "Грузовики "Вольво" - Эрленд Лу"

— Ты музыку любишь? — спрашивает старуха Допплера.

Что ж ей ответить-то, пугается он. За окном уже ночь, весь день они шли по лесу, и теперь у Допплера только одно, но двойственное желание — чтобы его оставили в покое, но пустили все-таки переночевать на сеновале. К музыке он равнодушен, но в ответе сейчас честность не главное — важно порадовать старушенцию, растопить ее сердце правильным ответом. Вот только попробуй с ходу угадай, какой ответ обрадует эту древнюю и жутко экстравагантную старуху. В конце концов Допплер решает, что правильнее всего изобразить восторг, и говорит, что музыка — это прекрасно.

— Прекрасно? — фыркает Май Бритт. — Отговорка, а не слово. Я хочу знать: она тебя проняла или нет?

— В общем, да, — говорит Допплер.

— Ладно, спрошу иначе, — не сдается Май Бритт. — Тебе легко усидеть на месте, когда ты ее слушаешь?

Допплер принимается покачиваться на стуле.

— Нет, нелегко, — говорит он.

На этом месте разговора Май Бритт вдруг выбралась из-за стола и принялась кружить по кухне в своих развевающихся мешковатых старушечьих одежках (юбка, блуза, шаль) и многое переживших детских сапогах — все это категорически не сочеталось между собой по цвету и фасону. При этом она опиралась на лыжные палки и энергично пела вместе с «UB40» «Red, red wine» (Red, red wine. Stay close to me. Don’t let me be alone. It’s tearin’ apart, my blue, blue heart[7]). Допплер взглянул на Грегуса, у того на лице были написаны восторг и страшная усталость. И Допплер понял, что если они хотят сегодня ночевать под крышей, то выбора у него нет — придется танцевать. Он встал, и под следующие две песни «UB40» они с Май Бритт лихо отплясывали. Давненько уже Допплер не занимался такими глупостями, да еще посреди кухни, но оказалось, что даже приятно чувствовать себя человеком без комплексов. Он отдавался танцу, двигаясь легко и непринужденно, как в школьные годы, и не стеснялся делать какие-то нелепые, странные па и движения. Май Бритт улыбалась во все лицо.

— Ой хорошо! — сказала она, когда музыка наконец смолкла. — Можете переночевать на сеновале. Знаешь, ты пойди уложи малыша и лося, а сам возвращайся. Посидим, поболтаем, — сказала она. — Ко мне редко кто заходит.

Так Допплер и сделал. Сердечно поблагодарил за ужин и пошел вместе с Бонго и Грегусом в сарай, где, оказывается, стоял огромный грузовик, скорее фура. Грегус выпалил — мальчишка! — что хочет на него залезть, но поскольку силенок у парня не было, то покорение грузовика затянулось надолго. Потом они нашли позади машины большую гору сена и отлично устроились в нем. Бонго с Грегусом заснули в ту же секунду, а Допплер все мучается угрызениями совести. «Надо бы вернуться, поболтать с хозяйкой, раз обещал, но боязно связываться с сумасшедшей, да и вряд ли у нее найдется в холодильнике обезжиренное молоко. Старуха же видела, как я устал, и сообразит, что я нечаянно заснул», — думает он.

А у самой Май Бритт сна ни в одном глазу. Музыка гремит на весь двор, и ясно, что веселье в разгаре. Хотя Допплер и не большой спец, но эти ритмы ему знакомы: так называемое этно, плод коллективных усилий черного населения Карибских островов. Нет, это обстоятельство не вызывает у него ни малейшего раздражения. Просто всплывает в мозгу исключительно как факт. Хотя бы на это человек имеет право, верно ведь?

* * *

Май Бритт начинает терять терпение. Нет, она помнит, что «уложить ребенка спать» нелегко, иногда на это уходит уйма времени, но не вся же ночь, да? С этой мыслью Май Бритт откладывает немалого размера косячок (не знаю, устроит ли вас такое слово, — короче, самокрутку с гашишом), который только что от чистого сердца скрутила для дорогого гостя, поплотнее запахивает шаль и идет через весь двор в сарай, посмотреть, чем там занимается этот малость чокнутый норвежец. Оказалось, вся компания дрыхнет без задних ног, как и большинство норвежцев в это время ночи, но Май Бритт такой оборот дела не устраивает, она будит Допплера и напоминает ему, что они собирались поговорить. Он садится, с трудом соображая, что происходит.

— Пошли, — командует старуха, разворачивается и ковыляет к дому, освещая дорогу лампой из хлева.

Допплер с трудом поднимается и бредет следом, мимо дерева, не задерживаясь под звездным небом, — в дом, где по-прежнему громко и назойливо грохочет музыка.

Дотащившись до кухонного стола, Допплер садится и долго молчит, потом наконец выдавливает:

— А о чем ты хотела поговорить?

В ответ старуха протягивает ему косячок и зажигалку. Допплер мотает головой, отказываясь, но она не отстает, подзуживает: мол, «да брось ты, давай, не ломайся».

— Нет, спасибо, я не курю, — объясняет Допплер.

— А вафли? — спрашивает Май Бритт. — Вафли ты любишь?

— Вафли? — тянет Допплер устало. — Ну да.

* * *

Буквально через час Допплер становится гораздо сговорчивее. Восемь — десять вафель подняли ему настроение в разы. Он, правда, не видел, что Май Бритт подсыпала в тесто приличную горсть своей травки, но почувствовал в них нечто особенное.

И вот теперь он то плачет, то хохочет и как в юности выворачивает душу наизнанку, ничего не стесняясь. Допплер рассказывает, каким примерно-безупречным был всю жизнь и как решил с этим покончить.

— Прямо как я, — говорит Май Бритт и чмокает его в щеку.

Он продолжает свою исповедь: смерть отца, семейные обстоятельства, бегство из Осло, жизнь в пригородном лесу. Май Бритт слушает внимательно и не задает дурацких вопросов, все по делу. Ей приятно открывать душу. «Старушка, конечно, под кайфом и вообще с большими тараканами в голове, но слушать она умеет, как никто», — думает Допплер.

Иногда они прерывают беседу, чтобы потанцевать.

— Слушай, вот сейчас, — говорит она, имея в виду рефрен в одной из старых песен Боба Марли.

И Допплер слушает. If you are a big, big tree, поется в песне, we are a small axe, ready to cut you down, cut you down[8]. Май Бритт дирижирует.

If You — и она показывает своей лыжной бамбуковой палкой на Допплера, — are a big, big tree, то We, — продолжает она, прижимая обе руки к собственной груди, — are a small axe, ready to CUT you DOWN, — поет она и повторяет последнюю строчку два раза подряд, каждый раз на CUT и DOWN делая такое движение, как будто рубит дрова.

Когда песня заканчивается, Май Бритт ковыляет к проигрывателю и запускает ее снова. Но теперь и Допплер включается в представление, и они поют на два голоса. На первое you в припеве они тычут пальцем друг в друга, а затем встают плечо к плечу и делают выпад в сторону некоего невидимого третьего. Всех тех свинтусов, которым все в жизни яснее ясного. Май Бритт и Допплер против остального мира. Если ты какой-нибудь там король и думаешь, что тебе позволено командовать людьми или природой, то погоди: скоро придут Май Бритт с Допплером и срубят тебя под корешок.