Читать книгу "Дом на краю света - Майкл Каннингем"

Карлтон находит бутылку, откручивает пробку и делает долгий-долгий глоток. Он весь осыпан снежными блестками. Потом передает бутылку мне, и я тоже пью, хотя и не так много. Даже зимой от склепа тянет сыростью, как из колодца. Ветер ворошит на мраморном полу палые листья и перекатывает желтую обертку «М&М's».

— Что, страшно? — спрашивает меня Карлтон.

Я киваю. Мне и в голову не приходит ему соврать.

— Не бойся, Кузнечик, — говорит он. — Страх сковывает. Если не бояться, наркотик не причинит тебе никакого вреда.

Я киваю. Мы стоим под навесом, по очереди отхлебывая из бутылки. От уверенности Карлтона мне как будто становится теплее.

— В Вудстоке[1]можно целыми днями сидеть на таблетках! — говорю я.

— Это точно! Дети Вудстока, новая Америка! Все верно!

— Неужели там действительно кто-то живет? — спрашиваю я.

— Что значит «неужели»? Концерт окончен, но люди-то никуда не делись. Новые люди! Так что не сомневайся.

Я снова киваю, на этот раз удовлетворенно. Мы будем жить в новой стране. Я сам уже не тот. Меня даже зовут по-новому — Кузнечик. Прежде меня звали Роберт.

— Мы все время будем на таблетках! — говорю я.

— А ты как думал?!

Я вижу мрамор, снег и светящееся лицо Карлтона. Его глаза горят, как неоновые лампочки. Сам не зная почему, я чувствую, что Карлтону сейчас открыто будущее, призрак которого парит над каждым из нас. В будущем Карлтона люди не ходят в школу и на работу. Нас всех — и совсем скоро — ждет жизнь совершенной, ослепительной простоты, жизнь среди деревьев на берегу реки.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Отлично, — отвечаю я, и это чистая правда.

С обнаженного дерева с шумом срываются голуби и, сделав полукруг, вдруг меняют стальную окраску на серебристую. В этот момент я понимаю: наркотик действует. Все предметы вокруг обретают лучистость и как бы становятся самими собой. И как только Карлтон мог это предвидеть?

— Ого, — шепчу я.

Его рука ложится мне на плечо.

— Спокойно, Кузнечик, — говорит он. — Среди этой красоты бояться нечего! Я с тобой.

Мне не то чтобы страшно, мне — странно. Я даже не представлял, насколько реально все окружающее. На мраморе у моих ног лежит веточка с гроздью сморщенных коричневых ягод. В месте надлома она мягкая, белая, волокнистая. Деревья живые!

— Я с тобой, — повторяет Карлтон. И это правда.

Несколько часов спустя мы сидим на диване перед телевизором, настоящие пай-мальчики. На кухне мать готовит ужин. Звякает крышка о кастрюлю. Мы тайные агенты. Я изо всех сил стараюсь скрыть ошеломленность.

Отец мастерит стенные часы из готовых деталей. Ему хочется передать нам что-то такое, что и мы могли бы оставить в наследство своим детям. Слышно, как он работает в подвале: что-то пилит, прибивает. Я знаю, что лежит сейчас перед ним на козлах — длинный ящик из сырой древесины. Он собирается наклеить на него лепное украшение. По его лбу медленно сползает жемчужная капля пота. В тот день я открыл в себе способность видеть все комнаты дома одновременно. Причем с поразительной ясностью. Вот мышь копошится в стене. Электрические провода вьются под штукатуркой, как змеи.

— Шш, — говорю я Карлтону, хотя он и так молчит, глядя на экран в просветы между растопыренными пальцами. Хлопают выстрелы. Пули с характерным свистом выбивают белесые фонтанчики пыли из бетонной стены. Я понятия не имею, что показывают.

— Мальчики, — доносится из кухни голос матери.

Своим новым слухом я различаю, как она шлепает по гамбургерам, превращая их в плоские лепешки.

— Накройте на стол, как положено добропорядочным гражданам.

— Хорошо, ма, — отвечает Карлтон мастерски подделанным будничным тоном. Отец в подвале бухает молотком. Я слышу, как стучит сердце Карлтона. Он похлопывает меня по руке, давая понять, что все идет нормально.

Мы накрываем на стол: ложка-нож-вилка-треугольнички бумажных салфеток. Все как положено, тут нас не собьешь. Потом я разглядываю обои: на них золотистая ферма на фоне гор. Коровы жуют траву, деревья отбрасывают длинные золотистые тени. Этот вид повторяется трижды — на трех стенах.

— Куз… — шепчет Карлтон. — Кузя…

— Мы все сделали правильно? — спрашиваю я.

— Мы все сделали замечательно, малыш. Как ты, а?

Он легонько щелкает меня по затылку.

— По-моему, отлично.

Я пристально вглядываюсь в обои, словно собираясь войти внутрь.

— «По-моему»? Ты сказал «по-моему»? Сейчас мы с тобой отправимся в космос. Иди сюда.

— Куда?

— Иди сюда.

Он подводит меня к окну. За стеклами нервно мечется снежная крупа. Под фонарем она кажется серебряной. Похожие на ранчо дома хранят тепло, неярко освещая растущие сугробы. Это улица Кливленда. Наша улица.

— Сейчас мы с тобой полетаем, — шепчет Карлтон, наклонившись к само-моему уху. Он открывает окно. Снег врывается в комнату, искрится на ковре.

— Полетели, — командует он.

Мы напрягаемся, вытягиваемся и… летим. Черный ночной ветер бьет в лицо. На какую-то ничтожную малость мы отрываемся от толстого бежевого ковра из искусственной шерсти. Победа! Секрет левитации в том, чтобы взлететь прежде, чем тело осознает противозаконность своих действий. Я и сегодня готов поклясться, что это именно так!

Мы оба знаем, что на мгновение оторвались от пола, и поражает это нас не больше, чем, скажем, тот факт, что с неба иногда падают самолеты или что мы скоро покинем дом, в котором живем с детства. Мы снова на земле. Карлтон трогает меня за плечо.

— Вот так-то, Кузнечик, — говорит он. — Чудеса и вправду происходят. Обалденные чудеса!

Я киваю. Он опускает стекло, которое въезжает обратно в паз с губным, чмокающим звуком. Из холодной стеклянной черноты на нас глядят наши отражения. На кухне мать кидает на шипящую сковородку гамбургеры. В подвале под лампочкой в колпачке-абажуре отец наклоняется над длинным ящиком, готовясь разместить в нем часовой механизм, маятник и циферблат. Где-то над головой гудит невидимый самолет. Я испуганно смотрю на Карлтона, а он ободряюще улыбается и крепко прихватывает меня сзади за шею.

Март. Снег стаял уже почти всюду. Я иду по кладбищу, размышляя о своей бесконечной жизни. Одно из безусловных достоинств Кливленда в том, что, в какую бы сторону от него ты ни направлялся, невольно чувствуешь, что изменяешь жизнь к лучшему. По моим расчетам, от нас до Вудстока, штат Нью-Йорк, миль триста пятьдесят. Я шагаю на восток, туда, где мы с Карлтоном прячем бутылку. Я собираюсь немного тяпнуть за мое славное будущее.