Читать книгу "Искусство стареть - Игорь Губерман"

стаканы, снедь, бутыль с прохладцей,

и наши будущие вдовы

охотно с нами веселятся.

Когда, замкнув теченье лет,

наступит Страшный Суд,

на нём предстанет мой скелет,

держа пивной сосуд.

Я многому научен стариками,

которые всё трезво понимают

и вялыми венозными руками

спокойно свои рюмки поднимают.

Редеет волос моих грива,

краснеют опухлости носа,

и рот ухмыляется криво

ногам, ковыляющим косо.

Но и тогда я буду пьяница

и легкомысленный бездельник,

когда от жизни мне останется

один ближайший понедельник.

Я к дамам, одряхлев, не охладел,

я просто их оставил на потом:

кого на этом свете не успел,

надеюсь я познать уже на том.

Когда однажды ночью я умру,

то близкие, воздев печаль на лица,

пускай на всякий случай поутру

мне всё же поднесут опохмелиться.

Уже беззубы мы и лысы,

в суставах боль и дряблы члены,

а сердцем всё ещё – Парисы,

а нравом всё ещё – Елены.

Когда устал и жить не хочешь,

полезно вспомнить в гневе белом,

что есть такие дни и ночи,

что жизнь оправдывают в целом.

Восторжен ум в поре начальной,

кипит и шпарит, как бульон;

чем разум выше, тем печальней

и снисходительнее он.

Ушиб растает. Кровь подсохнет.

Остудит рану жгучий йод.

Обида схлынет. Боль заглохнет.

А там, глядишь, и жизнь пройдёт.

Время льётся, как вино,

сразу отовсюду,

но однажды видишь дно

и сдаёшь посуду.

Обсуживая лифчиков размеры,

а также мировые небосклоны,

пируют уценённые Венеры

и траченные молью Аполлоны.

Вглядись: из трубы, что согрета

огнём нашей плоти палимой,

комочек нетленного света

летит среди чёрного дыма.

Не боялись увечий и ран

ветераны любовных баталий,

гордо носит седой ветеран

свой музей боевых гениталий.

Теперь другие, кто помоложе,

тревожат ночи кобельим лаем,

а мы настолько уже не можем,

что даже просто и не желаем.

Увы, то счастье унеслось

и те года прошли,

когда считал я хер за ось

вращения Земли.

Назад оглянешься – досада

берёт за прошлые года,

что не со всех деревьев сада

поел запретного плода.

Мы после смерти – верю в это —

опять становимся нетленной

частицей мыслящего света,

который льётся по Вселенной.

Я свой век почти уже прошёл

и о многом знаю непревратно:

правда – это очень хорошо,

но неправда – лучше многократно.

Бежал беды, знавал успех,

любил, гулял, служил,

и умираешь, не успев

почувствовать, что жил.

Дух оптимизма заразителен

под самым гибельным давлением,

а дух уныния – губителен,

калеча душу оскоплением.

Приходит час, выходит срок,

и только смотришь – ну и ну:

то в эти игры не игрок,

то в те, то вовсе ни в одну.

Предупредить нас хоть однажды,

что их на небе скука гложет,

толпа ушедших остро жаждет,

но, к сожалению, не может.

Есть во взрослении опасность:

по мере близости к старению

высоких помыслов прекрасность

ужасно склонна к ожирению.

Медицины гуманные руки

увлечённо, любовно и плохо

по последнему слову науки

лечат нас до последнего вздоха.

Воспринимая мир как данность,

взгляни на звёзды, не спеша:

тягчайший грех – неблагодарность

за то, что воздухом дышал.

Неизбежность нашей смерти

чрезвычайно тесно связана

с тем, что жить на белом свете

людям противопоказано.

Просветы есть в любом страдании,

цепь неудач врачует случай,

но нет надежды в увядании

с его жестокостью ползучей.

Когда б остался я в чистилище,

трудясь на ниве просвещения,

охотно б я открыл училище

для душ, не знавших совращения.

Наплевать на фортуны превратность,

есть у жизни своя справедливость,

хоть печальна её однократность,

но прекрасна её прихотливость.

Природа позаботилась сама

закат наш уберечь от омерзения:

склероз – амортизация ума

лишает нас жестокого прозрения.

Живёшь блаженным идиотом,

не замечая бега лет,

а где-то смерть за поворотом

глядит, сверяясь, на портрет.

О законе ли речь или чуде,

удручающий факт поразителен:

рано гибнут хорошие люди,

и гуляет гавно долгожителем.

Серые подглазные мешки

сетуют холодным зеркалам,

что полузабытые грешки

памятны скудеющим телам.

Естественна реакция природы

на наше неразумие и чванство,

и нас обезображивают годы,

как мы обезобразили пространство.

Пьеса « Жизнь» идёт в природе

не без Божьей прихоти:

одеваемся при входе

и лежим при выходе.

Для одной на свете цели

все бы средства хороши:

пепел дней, что зря сгорели,

подмести с лица души.

Плыву сквозь годы сладкой лени,

спокойной радостью несомый,

что в тьму грядущих поколений

уже отправил хромосомы.

Хотя живём всего лишь раз,

а можно много рассмотреть,

не отворачивая глаз,

когда играют жизнь и смерть.

Нас как бы время ни коверкало

своим наждачным грубым кругом,

не будь безжалостен, как зеркало,

и льсти стареющим подругам.

Проживая легко и приятно,