Читать книгу "Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать - Патриция Вентворт"

— Джайлз…

И тут словно все померкло. Краски, свет, даже придыхание, с которым она произнесла его имя, все исчезло, перестало существовать. Колени у нее подогнулись, и, если бы он не проявил проворства, не подхватил ее вовремя, она бы рухнула на тротуар. Она была такая маленькая, легонькая, держать ее не составляло труда. Все равно что держать котенка.

Она узнала его — это несомненно. Он взмахом руки остановил такси, которое как раз отъезжало от обочины, и усадил Мид на заднее сиденье.

— Через парк, только поезжайте медленно. Я скажу, где остановиться.

Он уселся сам и захлопнул дверцу. Девушка полулежала, откинувшись на спинку сиденья. Глаза были открыты. И вот она протянула к нему руки, и он, даже не успев сообразить, как это получилось, обнял ее. Она, похоже, ожидала именно этого, да и он, сколь ни странно, тоже. Она так крепко вцепилась ему в руку, словно не хотела никогда больше отпускать. И все это казалось таким естественным. А он испытал сильнейшее желание заботиться о ней, вернуть румянец на эти бледные щеки, сделать так, чтобы у нее снова загорелись глаза. И при этом Джайлз был совершенно уверен, что никогда прежде не встречал этой девушки. Она же повторяла его имя снова и снова: «Джайлз, Джайлз, Джайлз…» Ни одна девушка на свете не станет с такой страстью и нежностью называть имя мужчины, ну разве только в том случае, если она влюблена в него до беспамятства. До чего же это скверно — потерять память! Что может он сказать девушке, которая помнит то, что ты забыл?

Внезапно она отпрянула и произнесла уже совсем другим голосом:

— В чем дело, Джайлз, что случилось? Почему ты молчишь? Ты меня просто пугаешь!

Майор Армитейдж был человеком действия. Эта проблема требовала решения. И он безотлагательно начал ее решать. Ярко-синие глаза на мужественном загорелом лице улыбнулись ей. И он сказал:

— Прошу вас, не надо! Обещайте, что не упадете больше в обморок, договорились? На самом деле это я напуган. Будьте добры, помогите мне, пожалуйста. Дело в том, что наш корабль торпедировали, и я потерял память. Вот уж не предполагал, что когда-нибудь буду чувствовать себя полным идиотом.

Мид отодвинулась, забилась в угол сиденья. Джайлз ее просто не помнит!.. Сердце так и замерло, она похолодела. А потом пробормотала тихо:

— В обморок я не упаду. Обещаю.

Но ей было страшно больно. Джайлз воскрес из мертвых, но стал чужим человеком. Смотрит на нее, как смотрел, когда они встретились в первый раз, у Кити Ван Ло. И тут вдруг ощущение пронизывающего холода исчезло, сердце вновь жарко забилось — тогда он влюбился в нее с первого взгляда, а раз так, то ведь это может повториться вновь. Что с того, что он ее забыл? Он — Джайлз, она — Мид, и он жив, жив, это самое главное! «Господи, благодарю Тебя за то, что оставил Джайлза в живых!»

Тут он увидел, как порозовели ее щеки и засияли глаза. Странное ощущение — точно ему удалось сделать нечто удивительное. И он тихо спросил:

— Вы кто?

— Мид Андервуд.

— Мид Андервуд… — повторил он. — Красивое имя. Могу я называть вас просто Мид?

Быстрый и неуловимый проблеск в памяти — точно свет отразился от блестящего птичьего крыла и тотчас погас. Он не успел уловить. А она ответила просто:

— Да.

— Я давно вас знаю?

— Не очень. Мы познакомились в Нью-Йорке первого мая у Кити Ван Ло. Вы ее помните?

Он отрицательно покачал головой.

Она разглядывала его ярко-синие глаза, коротко остриженные светлые волосы над загорелым до красноты лбом и вдруг подумала: «Он… жив. Разве все остальное имеет хоть какое-то значение?» И почему-то обрадовалась, услышав, что он не помнит Кити Ван Ло.

— Не помню ничего, за исключением работы, из-за которой тогда поехал туда. Не помню, куда ходил, где и с кем проводил время после Рождества тридцать девятого. Все остальное словно тонет в тумане, особенно воспоминания личного толка. Почему?… — Тут голос у него изменился. — Я даже не помню, что мой брат Джек погиб. Он был со мной в Дюнкерке, и я знаю, что он убит, но не могу, просто не в силах вспомнить обстоятельства его гибели. Ровным счетом ничего. И теперь получаю все сведения от приятеля, который тогда был со мной. Помню, что находился во Франции, помню, как выбирался из Дюнкерка, какой работой занимался в военном министерстве, но ничего из личной жизни. Могу рассказать все о своей работе в Штатах, ну, о технической, так сказать, составляющей. Вам это наверняка покажется смешным, но я помню парня из своего первого полка, он был отличным игроком в бридж. Напивался каждый вечер в стельку, но на игру это ничуть не влияло. Он садился за стол настолько пьяным, что не понимал ни слова из того, что ему говорят, зато помнил каждую выпавшую карту и ни разу не ошибался. Вот такая странная теперь у меня память. Так, значит, мы познакомились у Кити Ван Ло. Ну а куда пошли потом?

Он видел, как блеснули глаза Мид. У него уже голова шла кругом от всей этой истории, от странной смеси знакомого и незнакомого. Она ответила:

— О, мы ходили в разные места.

— Хорошие места?

— Да, очень хорошие.

— И много их было?

— Много.

— А когда вы вернулись из Штатов?

Она не сводила с него глаз. А потом ответила тихо:

— В июне.

Он покраснел.

— Надо же, и я тоже, по крайней мере мне так говорят. То есть я тоже возвращался домой, и тут в корабль угодила торпеда. — Он усмехнулся. — Пару дней спустя меня подобрало какое-то грузовое судно. Я так вцепился в спущенный веревочный трап, что меня не сразу смогли оторвать, ну так они говорили. И ничего не помнил о себе, ничегошеньки. При взрыве меня оглушило, чем-то ударило по голове. И очнулся я потом только в Нью-Йорке, в больничной палате, и никто не знал, кто я такой. Вот такие дела… Так вы говорите, в июне. Не думаю, что мы вместе пустились через Атлантику, это вряд ли… или я не прав? Ах, вот как? Значит, все-таки вместе? Что ж, надеюсь, мне удалось спасти вам жизнь.

Мид кивнула. И на какое-то время лишилась дара речи. Вся эта ужасная картина живо предстала перед глазами — тьма, страшный грохот, треск ломающихся переборок… затем чудовищной силы поток воды, которая нахлынула, затянула их… Вот Джайлз приподнимает ее, помогает забраться в спасательную шлюпку. Она сказала:

— Вы посадили меня в одну из шлюпок.

— Вы были в порядке или ранены?

— Сломала руку и несколько ребер. Но теперь все зажило. Все хорошо.

— Уверены?

— Совершенно уверена.

Они не сводили глаз друг с друга. И молчали. Наконец молчание стало невыносимым, и он спросил:

— Насколько хорошо мы знали друг друга, Мид?

Она закрыла глаза. Длинные черные ресницы легли на щеки, как тени. Три месяца она не слышала, как он называет ее по имени. И во снах, где они снова были вместе, он никогда не спрашивал ее об этом. А теперь говорит с ней как совершенно незнакомый человек. До чего же это больно! Тут он вдруг заметил встревоженно: