Читать книгу "Запутанные отношения - Татьяна Алюшина"

А тогда… Мама взвалила на двенадцатилетнюю Лиду всю тяжесть своей несостоявшейся личной жизни, пропитанной ненавистью к отцу и нескончаемыми обвинениями, сделав из старшей дочери поверенную подружку. Мать стала выпивать вечерами после работы и, усадив дочь рядом, часами жаловалась на жизнь, вселяя в ребенка уверенность, что отец – последняя сволочь, а Катерина как две капли воды похожа на него, его обожаемая доченька! А вот Лидочку не замечал!!

Весь этот бред брошенной обиженной женщины, как поток помоев, вылился на двенадцатилетнюю девчушку, исковеркав ее сознание, да и жизнь в целом.

К тому же мать взвалила на сестру все хозяйские дела, действительно много работая, а вечера предпочитая проводить за рюмкой, смакуя свои несчастья. И старшая дочь, наслушавшись этого, стала видеть в Катерине источник вечного раздражения и недовольства, тем более, в силу малолетства, та не могла разделить с ней все хозяйские заботы.

Отца Катя увидела через полгода.

Родители развелись и поделили между собой детей, можно догадаться как.

Катюшка с папой прожили вместе три непростых месяца. Холостому мужику, много работающему, живущему на съемной квартире, пользующемуся успехом у женщин, совсем не до семилетнего ребенка, о котором надо, между прочим, заботиться. Но он старался как мог.

Ее перевели в другую школу, рядом с домом, где они жили. Туда и обратно она ходила сама, без сопровождения, как и большинство детей в те годы – ключ от квартиры на шее, на длинном черном шнурке, чтобы, не снимая, открывать дверь. Ела в основном яичницу, которую научилась готовить, или разогревала то, что имелось в наличии, в кастрюльках. «Наличие» появлялось редко, когда тетя Оксана, папина подруга, приходила в гости и готовила.

Женщину, как и всех остальных, кроме папы, Катька тоже раздражала. Девочка к тому времени привыкла к подобному отношению и не удивлялась, окончательно уверившись, что таки сотворила нечто ужасное, про которое все знают, и простить ТАКОЕ никак нельзя, а значит, и любить ее нельзя!

И жила теперь с этим знанием.

Откуда же понимать ребенку, что тетя Оксана имела свои бабские виды на отца, куда ну никак не входила восьмилетняя девочка от первого брака.

Настало лето, и деть Катерину было совсем некуда. Родители папы, ее бабушка и дедушка, жили далеко – в Латвии, и к ним почему-то отправить ребенка никак нельзя, к маме – нечего и думать! О лагере мужчина не позаботился, и болталась дочь целыми днями на улице, предоставленная сама себе и рассеянному пригляду соседки, у которой свои дети имелись в количестве двух душ.

Вот тогда и наступил тот самый день!

Если бы она знала, как изменится жизнь, обязательно спросила бы взрослых точную дату, но маленькая Катерина не догадывалась и предположить не могла, что произойдет тем днем, поэтому и не уточнила дату и час «рубикона».

Всем своим существом чувствовала, что надвигается что-то плохое, мрачное. Что это может – ну а вдруг! – оказаться «хорошее», привыкший к исключительно плохим переменам ребенок и не рассматривал как вариант.

Папа все чаще смотрел на нее задумчиво и грустно, тяжело вздыхал, отводя взгляд, гладил по голове большой теплой ладонью и снова тяжело вздыхал. А девочка замирала пойманным кроликом, ожидая беды.

И она не замедлила явиться – ждали? – пришла!

Однажды он так повздыхал, повздыхал, погладил, погладил по голове и печально сказал:

– Катюша, тебе надо собрать вещи. Отвезу тебя к бабушке.

– В Латвию? – удивилась та.

– Нет, – покачал головой папа и загрустил еще больше. – К Ксении Петровне. Маминой маме.

– Нет! – забыла дышать от ужаса Катерина.

Свою бабушку, Ксению Петровну Александрову, она видела два раза в жизни, и этого вполне хватило. Вот более чем!

Суровая, холодная, неулыбчивая, высокая, худая старуха, основным жизненным кредо и принципом которой являлась жесткая дисциплина и порядок!

Дисциплина, порядок, подчинение наистрожайшему жизненному расписанию!

Дети, как разрушители двух священных постулатов, представляли для нее кровных классовых врагов, со всеми вытекающими из этого последствиями и мероприятиями по полному перевоспитанию. Даже от воспоминаний о тех двух встречах Катьке становилось плохо и холодно в животе!

– Пожалуйста! Папочка! Не отдавай меня бабушке! Я буду очень хорошо себя вести! – стараясь не заплакать, взмолилась она.

– Да куда еще «хорошо»! – возмутился папа. – Ты и так как идеальный ребенок себя ведешь! Господи! – выдохнул он и сильно прижал дочь. – Бедная моя девочка! Что же мы с матерью с тобой сделали!

– Папочка, ты меня не отдашь? – девочка в надежде обвила его шею ручонками.

Она так надеялась!

– Я не могу, детка, – у него слеза потекла по щеке. – Мне надо в командировку, а оставить тебя не с кем. Это всего на месяц!

В квартире у бабушки пахло дезинфицирующими средствами, немного хлоркой, лавандой и еще чем-то, относящимся к чистоте, возведенной в степень больших чисел.

Катьку оставили стоять в коридоре, возле сумок с ее барахлишком. Она давно хотела в туалет, писать, но боялась и звук издать, переминалась с ноги на ногу, а сердчишко билось от страха быстро-быстро и громко, она его слышала.

Взрослые ушли в кухню, закрыли за собой дверь, о чем-то долго говорили, оставив ее в прихожей.

– Стой здесь! – приказала бабушка внучке.

И так это сказала, что та приросла к месту и ни за что, ни за что не сдвинулась бы ни на сантиметр, даже если б описалась или сердце выскочило из груди.

Дверь, отделяющая кухню от коридора, открылась, вышли бабушка и папа.

Отец чмокнул дочь быстрым поцелуем в щеку, погладил по голове и молча вышел из квартиры. Долгую ужасную минуту женщина и девочка смотрели друг на друга.

– Иди за мной! – нарушила молчание приказом Ксения Петровна, возвращаясь в кухню.

Катьке предстояло еще узнать, что разговаривала бабушка Александрова только таким тоном, в форме приказа, не допускавшим ни малейшего намека на возражения.

Села на стул, поставила перед собой внучку, прижала ее руки по швам сухими холодными ладонями, осталась довольна выправкой и, отпустив ребенка, произнесла речь:

– Слушай внимательно и запоминай навсегда. Повторять не буду. Жить станем вместе, и жить по моим правилам. Ты – обуза, мне совсем не нужен никакой ребенок на старости лет, но так случилось, что тебя некуда деть. Предупреждаю: если ты недисциплинированна и станешь слишком в тягость своим поведением, отдам тебя в интернат. Подъем в семь утра, полчаса на застилание кровати и утренние процедуры, завтрак в семь тридцать, наведение порядка после завтрака, в семь сорок пять ты выходишь из дома и идешь в школу. Опоздаешь на завтрак – останешься голодной. Поскольку сейчас каникулы, в семь сорок пять выходишь из дома и гуляешь два часа. В девять сорок пять возвращаешься и помогаешь в уборке квартиры и готовке. В пятнадцать ноль-ноль обед, наведение порядка на кухне после обеда…