Читать книгу "Твой демон зла. Ошибка - Сергей Волков"

То же самое проделывали тем временем и остальные двое претендентов. Наконец, от меня отсоединили провода, отлепили присоски, усадили на холодное сиденье без спинки напротив молодого строгого мужчины в белом, и началась дурацкая, ненавистная еще с армейских времен «игра» в вопросы и ответы.

– Чем болели в детстве?

– Корь, ветрянка, воспаление легких.

– Гепатит?

– Нет.

– Инфекционные? Менингит, энцефалит?

– Нет.

– На учете в психоневрологическом…

– Нет.

– Не торопитесь.

– Нет.

– Что «нет»?.

– Ох, извините… – я деланно потупился. Настроение испортилось и очень хотелось нахамить кому-нибудь, поругаться – да и свалить отсюда к чертовой бабушке.

Врач внимательно посмотрел на меня, что-то пометил у себя на компьютере, потом опять ткнул взглядом, словно указкой:

– Шрамы у вас на груди… Это проникающие ранения?

– Ожоги. – кратко ответил я, твердо решив не распространяться, при каких обстоятельствах приобрел эти «украшения».

– Хорошо. Можете одеваться, потом подойдите, пожалуйста, ко мне.

Я одевался, ловя на себе взгляды медиков, почему-то скучковавшихся возле «его» врача. Тот что-то показывал им, тыча пальцем в монитор компьютера.

Натянув свитер и зашнуровав ботинки, я подхватил куртку, повесил на плечо сумку и отправился к столу, у которого меня допрашивали.

– Поздравляю, Сергей Степанович. Медосмотр выявил у вас очень высокий уровень пригодности для нашей работы. Для новичка, не подготовленного человека – отлично. Если пройдете тестирование, считайте, стали специалистом.

– То есть? – не понял я, ошалело глядя на эскулапов. Врач улыбнулся:

– Я хочу сказать, что всему остальному вас, с вашими-то данными, научат в два счета. Вот допуск к тестированию, успехов вам. До свидания.

Выйдя из комнаты номер семнадцать, я в полном недоумении поглядел на листок допуска – и чего уж такого уникального нашла вся эта компьютерная медицина в моем, прямо скажем, вовсе не выдающемся организме?

Тестирование проходило в три этапа. Десяток прошедших медосмотр претендентов получили каждый по листу-вопроснику, расселись за столы, сотрудник «Щита» включил таймер, и тест начался.

Нужно было в течении часа ответить на сто сорок два вопроса. Вопросы были самые разные. Я довольно бегло решил с десяток логических задач, ответил на психотесты, нарисовал дерево, человека и дом (старая фишка, это мне уже приходилось делать, когда устраивался на работу в «Залп»), и вдруг застрял на простом, казалось бы, тесте. Суть была в следующем: группа людей – пятеро мужчин и два десятка женщин и детей после кораблекрушения попали на необитаемый остров. По условиям теста я – капитан погибшего судна, то бишь лидер и вожак выживших. Условия на острове жуткие – холодно, до ближайшего леса далеко, есть нечего и т. д. И плюс ко всему, один из мужиков, сильный и жесткий, находится в явной оппозиции к капитану, то есть ко мне, постоянно критикует мои решения, спорит, короче, – тянет одеяло на себя. Авторы теста предусмотрели три варианта ответа: а) я постараюсь найти общий язык со смутьяном и ради спасения выживших даже буду готов уступить ему лидерство; б) я пойду на открытый конфликт, твердо уверенный, что только я смогу помочь спасшимся выжить; в) свободный ответ.

Заклинило меня на этом тесте капитально. Сижу. Аж вспотел весь. Все пытаюсь понять, в чем же тут подвох? Время между тем идет… Наконец, решив оставить задачу на потом, я принялся отвечать на другие вопросы.

Первый этап теста подходил к концу. Худо-бедно, но я дал ответы на все вопросы, кроме того самого, про остров.

– Осталось пять минут. – объявил из-за стола экзаменатор. Я лихорадочно завертел головой, думая по старой студенческой привычке спросить у соседей, но соседи сидели слишком далеко.

«А, ладно. Будь что будет. Сейчас я вам выдам по полной…», – я тряхнул головой и бодренько написал в графе «в) свободный ответ»: «На остатках авторитета заставлю всех быстренько перебраться к лесу. Когда ночью все спасшиеся, уставшие после трудного перехода, уснут крепким сном, осколком раковины перережу оппозиционеру горло и спрячу тело. Жизнь двадцати женщин и детей важнее жизни одного жлоба, который может погубить всех». Только я закончил писать – и время подошло…

«Ну все, звиздец!», – подумал я, сдавая листки теста: «С таким ответом не в телохранители – в уголовники и то вряд ли возьмут»…

Результатов тестирования ждали в приемной. Минут через пятнадцать из кабинета начальника вышел сам Вершанский, в гробовой тишине зачитал фамилии прошедших тест. Меня в списке не было…

«Мудила», – поздравил я сам себя, выход из приемной: «Опозорился, козел. Вот эти узколобые быки, которые остались, тест прошли, а ты, придурок с высшем образованием, не смог. Уродец с осколком раковины в руках…»

– Воронцов. Где Воронцов? – послышался у меня за спиной голос Вершанского.

«Что им еще надо?», – зло подумал я, возвращаясь в приемную:

– Ну здесь я…

Вершанский пристально посмотрел мне в глаза, и показал на дверь кабинета:

– Зайдите ко мне.

В кабинете, усевшись на стул, я нагло закурил – все равно тут последний раз, чего терять, и уставился на Вершанского.

Тот спокойно взял со стола лист с моими ответами, заглянул в него, потом сказал:

– Воронцов, вы ответили на вопрос номер пятьдесят три так: «На остатках авторитета заставлю всех быстренько перебраться к лесу. Когда ночью все спасшиеся, уставшие после трудного перехода, уснут крепким сном, осколком раковины перережу оппозиционеру горло и спрячу тело» Ну, и так далее… Так?

– Так, – я кивнул, напрягаясь, а где-то внутри шевельнуло сложенными крыльями прекрасное существо по имени надежда…

– Ваш ответ, Воронцов, мягко говоря, необычен. Если вы объясните мне, почему вы так ответили, и ваше объяснение меня удовлетворит, я приму вас в школу. Ну, так как?

Вот это номер! Я собрался с мыслями, вдохнул в грудь побольше воздуха и выдал в том смысле, что в экстремальной ситуации моральные нормы и принципы отступают перед высшим приоритетом – спасением большинства жизней, а оппозиционер представлял собой явную угрозу. Публичный конфликт мог закончится не в пользу капитана, а в смоделированной в тесте ситуации права на ошибку он не имел. Ну, и еще довольно пространно прошелся по принципу «меньшего зла» – мол, если для того, чтобы миллионы жили сыто и счастливо, нужно уничтожить сто тысяч, то лучше это сделать, чем не сделать…

Верил ли я сам в то, о чем говорил? Черт его знает… Слава Богу, я не попадал в ситуации, требовавшие от меня принятия подобных решений…

Вершанский покивал, что-то размашисто записал в ежедневник, потом хмыкнул: