Читать книгу "Игрушки для императоров. Иллюзия выбора - Сергей Кусков"

Не ходи за морскими котиками

Далеко – заплывешь… —

зазвучал бессмысленный, но соответствующий мрачному настроению припев, по которому уже кругу…

– Итак, нападение на добропорядочных подданных ее величества, – лыбился донельзя довольный комиссар, двумя пальцами прокручивая вниз изображение моего личного дела, выведенное так, чтобы я видел отзеркаленную его часть со своей стороны. Кое-какие моменты, вроде моего удара шаром в висок, он с удовольствием высветил на огромном, во всю стену, экране. Действительно, не поспоришь, со стороны это выглядело не так, как чувствовалось изнутри. – Нанесение тяжких телесных повреждений. Насильственное изъятие огнестрельного оружия. Применение оного в целях нападения. Хулиганство, разбой, грабеж – полный комплект, Шимановский! Кстати, ты ведь в курсе, что одна из твоих жертв до сих пор в реанимации без сознания?

Нет, не в курсе. Но мне отчего-то не было грустно по этому поводу. Если бы даже убил того хмыря, переживал бы не сильно. Он свое заслужил.

Что это со мной? Заразился у ангелочков их презрением к жизни неближнего своего? Стал черствый? Или это мир летит с катушек?

Не знаю. Месяц назад я с таким же точно настроением шел убивать Толстого, почти сделал это. И не чувствовал никакого дискомфорта или моральных терзаний. Значит, мир?

Но, с другой стороны, там я был приперт к стенке, меня собирались покалечить (что хуже смерти) люди, которых я ненавидел всеми фибрами. Хотя здесь меня тоже могли покалечить или убить.

Да, я стал черствее, но это разумная эволюция, а не резкий ароморфоз моего морального развития.

«А всяким уродам туда и дорога!» — лаконично сформулировал внутренний голос окончательный вердикт.

– Врачи оценивают его состояние как тяжелое, но стабильное. – Комиссар сделал многозначительное лицо. – Учти, Шимановский, если он умрет, это будет совсем другая статья!

Я знал, что другая. Сейчас – покушение на убийство, а будет убийство. Целенаправленное, хладнокровное, не в целях обороны. Плюс к хулиганству, разбою и грабежу. Полный букет! Но я не нервничал.

Меня откровенно прессовали, и я не понимал почему. Начать с того, что мои рассуждения вроде «Приедут, разберутся, отпустят» оказались наивными и детскими. Согласно букве закона это не на меня напали бандиты-мордовороты, ал напал на них. Что подтверждено записью устройств наблюдения с трех ракурсов. Напал, избил, покалечил одного из них, отобрав служебное оружие, из которого ранил еще двоих «законопослушных» подданных ее величества.

Оружие действительно оказалось служебным. Бритые числились сотрудниками некой охранной фирмы, на него имелись все допуски и разрешения с печатями и подписями – не придерешься. О том же, что вся эта компания собиралась делать, почему поджидала меня, куда намеревалась везти и прочие мои доводы гвардейцы даже не захотели слушать. Напал? Напал. Первый? Первый. «Законопослушные» не нападали? Нет, они «законопослушные». Следовательно, это я, такой нехороший и жуткий тип, без двух минут хладнокровный убийца, заварил кашу, и меня следует отшлепать. А что было бы, если б сел в машину? Гвардии это не интересно. Вот если бы мой хладный труп нашли потом где-нибудь в вентсистеме, они бы заинтересовались, но пока трупа нет, нет и интереса.

На меня завели уголовное дело сразу по нескольким статьям, с суммарным наказанием более десяти лет лишения свободы. Если же тот тип умрет, порог потенциального сидения перевалит за тридцать. Это по максимуму, конечно, реально больше двадцати не дадут, но мне кажется, и двадцать – цифра запредельная.

Но все это фантастика для общего ознакомления. Или «отмаз» — есть такое слово в непереводимом русском. Повод. Никаких сроков мне не дадут, они лишь предмет прессинга, долженствующего оказать на меня моральное давление. На самом деле все проще: либо я отсюда выйду, либо не выйду. Третьего не дано.

У меня есть контакты, способные защитить и вытащить даже из такого дерьма, если не хлеще. Чего стоит одна Мишель, правая рука королевы. А есть еще таинственные влиятельные родственнички в ДБ. Может быть, там сейчас чистка, выявление «оборотней», и кому-то не до меня. Ну, так я жертва тех самых оборотней, должны помочь! Или не должны?

Мне кажется, проблема не в том, что должны / не должны, смогут / не смогут, в конце концов, столько лет помогали, лишний раз напрячься не обременительно. Дело в том, что никто не знает, где я и что со мной, поэтому…

…И поэтому точно не смогут.

Сильно подозреваю, что в реальности моего дела просто не существует, это такая же фикция, как и предъявляемые мне сроки по обвинениям. Я под защитой корпуса, и Виктор Кампос знает, с кем играет. Дело исчезнет вместе со мной, когда мое тело найдут в вентиляционных шахтах без всяких улик, указывающих на его причастность к смерти. Единственное, чего не понимаю, – почему, зная или догадываясь об установленных на мне жучках, он так рискует? Нашел способ заблокировать их, что успешно сделал, благодаря чему сеньора де л а Фуэнте до сих пор не примчалась сюда с группой camarradas? Ведь если бы ангелы знали, где я, давно уже были бы здесь. Или нет?

Итак, предварительные итоги. Я сижу в тюрьме, в одиночной камере, лишенный общения даже с другими заключенными. У меня отобрали браслет, навигатор, кое-какие мелкие личные вещи и, скорее всего, заглушили установленные на мне супер-пуперские дворцовые средства слежения. На мои просьбы дать хотя бы маме позвонить вижу лишь каменное выражение лиц надзирателей, один из которых походя ткнул меня шокером малой мощности, чтобы не шумел. Речь об адвокате также не идет, то есть моего дела в официальных базах данных не числится. Продажный (или купленный, как правильно?) комиссар пытается давить, устраивая детский сад, демонстрируя как бы официальные расклады моего дела, очевидно считая, что я – клинический идиот. Остается главный вопрос, на который у меня нет даже примерной версии ответа: что им все-таки нужно?

Это был уже второй допрос за все время, проведенное здесь. Сколько его прошло, не знаю, подозреваю, что больше суток. Все это время я сидел в ледяной камере, продрог до костей и жутко устал, пытаясь согреться, прыгал и отжимался. О сне речь не шла, какой сон в таком морозильнике? То же с кормежкой. Кормить меня никто не собирался, видимо думая, что Хуан Шимановский обладает способностью питаться святым духом. Но еда меньшая из моих проблем.

Как я выдержал эти сутки, не знаю. Очевидно, ведомый лишь одной мыслью – скоро все закончится, – мобилизовал все имеющиеся резервы. Я знал, это дело рук дона хефе, я ему нужен и, значит, до бесконечности мурыжить меня не будут. История должна подойти к логическому финалу, и чем скорее, тем лучше.

Завершение наступило наутро. Точнее, не само завершение, а лишь его начало, маленький и незначительный акт драмы под названием «введение в наши возможности гноить тебя, не марая руки, щенок». Оно проявилось в виде игры с детским названием «Участок», где добренький дядечка горит желанием защитить тебя от злых дядечек. После же него должен прийти злой и сделать все, чтобы ты почувствовал себя максимально некомфортно. Но, сидя перед комиссаром, я еще не знал об этой увлекательной игре и воспринимал происходящее с иронией, пытаясь не клевать носом и не уснуть от слащавых угроз. После адского холода теплый кабинет следователя сам по себе представал райскими кущами. Из всех возможных мыслей в голове роилась только одна: мама не узнает, что со мной случилось. Единственный любящий меня человек потеряет единственного любящего, но такого беспутного сына. И от этого становилось горько.