Читать книгу "Любовь, только любовь - Жюльетта Бенцони"

– Это Двор Чудес, их много в Париже, и один из них расположен между дворцом Турнель и улицей Сент-Антуан. Но этот – самый главный, он – личное владение короля нищих.

– Но здесь ни души, – сказала испуганная и удивленная Катрин.

– Еще слишком рано. Нищие расползаются по своим норам, когда засыпает весь город.

Разговаривая с Катрин, Ландри развязывал на Мишеле веревки. Молодой человек, прислонившись к стене, едва дышал, позволяя делать с собой все, что угодно. Он исчерпал последние силы – каково было мчаться как безумному, со связанными за спиной руками? Когда нож Ландри наконец освободил его от веревок, он глубоко вздохнул и принялся растирать затекшие, одеревеневшие руки.

– Зачем вы это сделали? – спросил он. – Зачем спасли меня? И кто вы такие, чтобы так рисковать? Разве вы не знаете, что рискуете быть повешенными?

– Сделали и сделали, – без всякой робости отвечал Ландри. – Показалось, что вам рано еще болтаться на веревке, мессир. Меня зовут Ландри Пигасс. Ее – Катрин Легуа. Оба мы живем у моста Менял, где наши отцы занимаются ювелирным делом.

Мишель ласково погладил девочку по голове.

– Малышка с золотыми волосами. Я заметил ее, как раз когда меня вязали. Ни у кого я не видел таких волос, как у тебя, – сказал он, и его ласковый голос взволновал Катрин больше, чем прикосновение руки. Рука его продолжала гладить спутанный шелк ее волос, а Катрин, захлебываясь, возбужденно говорила:

– Мы хотели вас спасти. Мы поможем вам бежать из Парижа прямо этой ночью. Ландри вам сказал, что мы живем у моста. Мы спрячем вас в комнатке под домом, которая служит погребом. Там есть окошко. Вы спуститесь из него на веревке в лодку, которую приведет Ландри в полночь. И вам останется только подняться по реке в Корбеи, где монсеньор д'Арманьяк…

Она выпалила это все одним духом, не переводя дыхания, желая, чтобы молодой человек как можно скорее доверился им. В его голосе она услышала нотку безнадежности, от которой сама пришла в отчаяние. Она смутно догадывалась, что черные крылья смерти, которые уже было обняли его сегодня, все еще веют над ним зловещей тенью. И потом, спасение от смерти было таким невероятным!

В потемках она увидела белоснежный блеск зубов и поняла, что юный рыцарь улыбается.

– Хорошо придумано! Может, мне и в самом деле повезет. А вы подумали об опасности, которой подвергаете своих близких, себя самих? Ведь если ваше участие откроется…

– Кто долго думает, мало делает, – проворчал Ландри. – Теперь надо довести дело до конца.

– Золотые слова! – произнес насмешливый голос, идущий откуда-то сверху, словно бы с неба. – Хорошо бы привлечь на свою сторону еще и удачу! Не пугайтесь, я не причиню вам зла!

Из затканного паутиной круглого окошка над головой молодых людей выглядывал человек. Сальная свеча осветила продолговатое, изрезанное глубокими морщинами лицо, главным украшением которого был огромный нос с бородавкой и пара крошечных живых глазок под бровями домиком. Пряди длинных черных волос, выбившиеся из-под капюшона, дополняли портрет. В неверном свете свечи он вполне мог сойти за одну из химер Нотр-Дам. Он напугал бы кого угодно, если б не широкая добродушная улыбка, приоткрывающая прекрасные белые зубы.

– Барнабе, неужели ты? – удивленно спросил Ландри. – Ты уже вернулся?

– Как видишь, дитя мое. Я немного охрип сегодня, что не на пользу жалобности просьб, поэтому я предпочел остаться дома. Но погодите минутку, я спущусь…

Огарок, что так привычно мигал в потемках, исчез. Заскрипели несмазанные петли двери.

– Неужели ты знаком с этим человеком? – изумленно спросила Катрин.

– Конечно, знаком. И ты тоже. Это же Барнабе-кокильяр – Ракушечник. Он просит на паперти Сент-Опортюн, и на плаще у него ракушки. Он выдает себя за паломника, побывавшего на могиле святого Иакова в Компостеле.

Теперь и Катрин вспомнила старика. Конечно, она его знала. Он всегда улыбался ей, когда они с Лоизой ходили к вечерне в Сент-Опортюн, они видели его у Агнессы-отшельницы, когда приносили ей хлеб. Барнабе тем временем вышел из дома и с тщательностью добропорядочного горожанина закрыл за собой дверь. Он был высокий, худой и сутулился. Костлявые руки и огромные ноги торчали из-под его короткого потрепанного плаща из толстой грубой шерсти, на котором было нашито с десяток ракушек в память о том, что святой Иаков был рыбаком. Барнабе поздоровался с Ландри и Катрин, потом поднял фонарь и внимательно поглядел на Мишеля.

– Недалеко же ты уйдешь, молодой сеньор, в таком-то наряде! – сказал он насмешливо. – Ну просто, черт возьми, серебряные цветочки и любимые цвета дофина! Сделай шаг со Двора Чудес, и тебя сцапают! Славно оставить в дураках своих судей и обойтись без услуг Капелюша, но тогда и дальше желательно обходиться без них, иначе даром время теряли! Малец придумал толково, да пока дотопаешь до моста Менял, тебя десять раз сержанты заграбастают.

Тонкие гибкие пальцы Барнабе пренебрежительно прошлись по колету с золотым шитьем.

– Я сниму его, – сказал Мишель и готов был от слов перейти к делу.

Но Ракушечник пожал плечами:

– Хорошо бы тогда и голову снять. Уж больно в глаза бьет твоя голубая кровь. Потому мне и кажется, что юная парочка сошла с ума, когда ввязалась в такую безнадегу!

– Сошла, не сошла, но мы его спасем! – крикнула Катрин со слезами на глазах.

– А сейчас мы теряем время, – сердито сказал Ландри. – Слова словами, а дело делом. Пора подумать, как нам вернуться домой. Ночь уже, поздно. Помоги нам отсюда выйти, Барнабе!

Ландри явно вспомнил о трепке, которую получат они с Катрин по возвращении. К тому же надо было еще спрятать Мишеля в погребе Легуа. Барнабе молча развернул сверток, который держал под мышкой. В нем оказался серый плащ, очень похожий на плащ Барнабе, разве что чуть менее грязный. Барнабе набросил его на плечи Мишелю.

– Так и быть, одолжу тебе свой парадный костюм, – насмешливо говорил Барнабе. – Удивлюсь, если кто-то тебя отыщет среди складок этого плаща. Что до твоих башмаков, то грязи на них вполне достаточно, чтобы не разглядеть, какого они цвета.

Молодой человек не без брезгливости накинул на себя плащ, зазвеневший ракушками, и капюшон, который оказался сродни шапке-невидимке.

– Славный паломник! – засмеялся Барнабе, но тут же переменил тон. – А теперь в путь! Не отставайте, я гашу фонарь.

Он встал во главе маленького отряда, крепко сжав своей огромной лапищей крохотную ручку Катрин. Они пересекли площадь. Там и тут загорались дрожащие огоньки, сообщая о жизни, затеплившейся в опасном квартале. Смутные тени скользили меж отсыревших стен. Барнабе уверенно свернул в проулок, точь-в-точь такой же, как предыдущие. Все дороги в королевстве нищих были похожи одна на другую, и, может быть, не случайно: пусть стража заплутается, собьется с ног, не добьется толку. Улица нырнула в сводчатый проход, запетляла вдоль зловонного ручейка. Все чаще беглецам попадались смутно различимые в потемках причудливые фигуры. Барнабе обменивался с ними порой непонятными, загадочными словами, не иначе – паролем короля нищих, данным на эту ночь. Домой в грязные норы возвращались мнимые больные, мнимые калеки, настоящие нищие, настоящие воры. Вот впереди зачернели развалины крепости Филиппа II Августа с сохранившимися еще кое-где остатками сторожевых башен. Барнабе остановился.