Читать книгу "Ястреб халифа - Ксения Медведевич"

Как и предупреждал аураннец, от мягкого голоса его отделяли три печати Али. Трижды разделенный письменами куфи круг, и в каждой из частей каменная вязь повторяла: Али, Али, Али. Отсекаю путь всякой злой воле, и всякому злому намерению, и всякому волшебству я отсекаю путь – да совершится здесь лишь воля Всевышнего.

Нерегиль бесился у первой черты.

– Челове-е-чек!

Неожиданно вопли стихли, настала полная тишина.

Дождь давно кончился, и могло показаться, что дворец и город обезлюдели.

В глухой полуночной тьме звякнул колокольчик. Тинь. Тинь. Тинь. Словно ветер играл с ветвями дерева у гробницы.

За дверями послышался тихий вздох.

– Дитя мое… Аммар?..

Что там говорил лаонский маг?

«Все, что ты услышишь в эти три ночи, есть чистая правда.

Ты сможешь задать любые вопросы – и получишь на них нелживые ответы. Это плата за то, что тебе придется открыть двери и выйти к нему».

Ну что ж. Нужно выходить, о Аммар ибн Амир. Даже если за дверями тебя ждет призрак покойной матери, которой ты никогда не видел. Текеш-ханум умерла родами. Твоими родами, Аммар.

Халиф аш-Шарийа толкнул створки, и они без скрипа и усилия, как во сне, распахнулись.

В мягком свете большой луны одежды женщины казались сероватыми и потрепанными. Колокольцы на столбах погребальных носилок зазвенели – порыв ветра вытянул занавеси. Покойница сидела на подушках. С колокольчиком в руке – тинь, тинь, тинь. Ветер дохнул еще раз, белое полотнище откинулось и запуталось в ветвях ивы.

Женщина подняла голову, и ткань медленно сползла на плечи, открывая длинные темные волосы. Аммару было знакомо ее лицо – пять лет назад отец отвел его в тайное хранилище и показал портрет матери. Юноша вернулся живым из первого боя – с победой. Отец сказал: «Теперь ты мужчина и имеешь право знать все». До Аммара доходили слухи, что халиф любил его мать любовью безумца, какой не пристало мужчине любить женщину. В безумии своем отец вызвал во дворец художника-самийа и попросил написать портрет любимой. Халиф хотел, чтобы лицо Текеш-ханум сопровождало его в дальних походах, – и преступил запрет Али: не изображать живых существ. Текеш-ханум умерла в родах, оставив безутешному супругу Аммара и шелковый свиток в ладонь длиной, с которого она глядела как живая: большие карие глаза газели, волна темных волос, стекающих прядями на плечи и грудь. Люди шептались, что халиф положил нечестивое изображение в могилу Текеш-ханум. Но Аммар с того самого дня знал, что под могильной плитой лежит лишь тело матери, а сердце отца и ее лицо хранятся в подземном склепе среди рукописей язычников и опасных предметов силы.

– Дитя мое, – Текеш улыбнулась и раскрыла руки. – Я рада, что смогла увидеть тебя. Мне горько было уйти, не услышав твоего первого крика.

Она спустила ноги с носилок и пошла по неровному скользкому булыжнику. У самых ступеней женщина поскользнулась; бросившийся вперед Аммар успел подхватить ее за руку.

Они опустились на верхнюю ступеньку, Текеш рассеянно водила рукой по резьбе на тяжелой каменной глыбе. Две Сестры – так звали эти парные монолиты, лежавшие у входа в масджид.

– Сдается мне, ты совершаешь ошибку, дитя мое. Я бы не хотела, чтобы ты окончил свои дни как отец.

– Его убили? – Ходили и такие слухи в народе.

– Нет, – покачала головой женщина. – Но он хотел смерти. Он остался один, и жизнь тяготила его.

В последние годы отца действительно окружала прозрачная стена одиночества, сквозь которую уже никто не мог пробиться.

– Он отдал все ради власти. И лишь в конце жизненного пути понял, что обменялся дарами с Иблисом.

Аммар ужаснулся:

– О чем вы, матушка?..

– Ни о чем таком, что можно положить в тайник, – покачала головой Текеш. – Умереть задолго до собственной смерти можно, не дотрагиваясь до проклятого золота или оружия. Власть убивает человека исподволь.

Аммар не сумел выдержать ее взгляд и опустил глаза. Потом сжал зубы, зажмурился, глубоко вздохнул и выдохнул – заветное, чаемое бессонными ночами:

– Я хочу знать то, о чем умалчивают все вокруг.

– Когда лекари и повитухи сказали, что спасти можно либо жизнь роженицы, либо жизнь ребенка, Амир воскликнул: «Женщин у меня предостаточно, спасайте сына!» Для меня он построил мавзолей из мервского мрамора и лишь с годами понял, что навещает его чаще, чем харим.

– А что мой дядя?..

Они поднялись. И неспешно вошли в каменную тень прохода.

– Твой отец приказал убить его.

– Это правда, что его убили прямо в михрабе, где он искал убежища?

– Да, – Текеш наклонила голову. – И меня печалит, что ты не спрашиваешь о главном – была ли за ним вина?

– Прости, мама, – Аммар сел на первую из четырех ступеней, ведущих к арке входа, и обхватил руками голову.

Сероватая ткань савана мокла на камнях у его ног.

– Так была?..

– Нет, – покачала головой женщина. – Твой отец поверил напраслине. Старый Муса, хоть и приходился ему старшим братом, был смирным и безобидным человеком. Он никогда не искал власти. Обоих сыновей Мусы твой отец приказал казнить тоже по ложному навету – они вовсе не желали завладеть Хорасаном и отделиться.

Аммар встряхнулся и поднялся на ноги.

– Я хочу помолиться за тебя. Пойдем, – и Текеш протянула ему руку, кивая на распахнутые двери масджид.

Аммар кивнул, сделал шаг назад и… поскользнулся.

С маху сев задом на холодный камень, Аммар зашипел от боли в копчике и в ладони. В руку ему впились какие-то острые борозды – глянув вниз, он обнаружил, что припечатал ладонью резьбу на плите пола перед лестницей.

Ошалело таращась на собственные пальцы, распластанные среди каменных завитков вязи, Аммар понял, что его задница расположилась прямо посередине Печати Али – причем второй по счету!

А первая – осталась позади! Перед входом в каменный коридор! На верхней ступеньке, на каменной Сестре, где они сидели с матерью! Матерью?! Призраком! Наведенным нерегилем мороком! Призрачная женщина заманила его! Заставила отступить за первую Печать!

Поднять глаза и посмотреть, что сталось с коварным привидением, Аммар не решился. Истошный крик петуха застал его уже на ступенях масджид.

Крича: «Да будет благословенно имя Всевышнего и его посланца!» – халиф рванулся к дверям и захлопнул их за собой, повторяя Девяносто Девять имен. Впрочем, он едва ли дошел до второго десятка – съехав спиной по холодным створкам, Аммар ибн Амир сел на пол и потерял сознание.

Ночь вторая

– …Амма-ар! – Голос самийа истекал ядом и насмешкой. – Ну же, неужели ты так и не выйдешь к нам?