Читать книгу "Профессиональное убийство - Энтони Гилберт"

— Он довезет меня только до Кингс-Бенион. В шесть двадцать восемь оттуда отходит поезд.

— На который тебе не успеть, — угрюмо предупредил я.

— Очевидно, ты ни разу не ездил с Сэмми. Для него умеренная скорость — около восьмидесяти миль в час. Однако если не поторопится, ему придется развивать девяносто.

— А что скажет Лал?

— Видимо, будет довольна мной впервые за время нашего знакомства.

Вернулся Паркинсон и сообщил:

— Лал спускается сюда. Ты уверена, что поступаешь разумно?

Он опасливо взглянул на Фэнни.

— Ничуть. Но у всякого игрока свои пределы риска.

Фэнни улыбнулась. Я восхищался тем, как она ухитряется не выдать нам совершенно ничего. Я не знал, действительно ли ей звонили или нет. Во всяком случае, желания вдаваться в подробные объяснения у нее не было.

Тут вошла Лал.

— Фэнни, что это значит? — спросила она. — Руперт говорит, сегодня вечером ты едешь в город?

— Мне позвонили по телефону, — ответила та равнодушно. — Нужно ехать.

Лицо Лал застыло.

— Мне очень жаль. Я не могла этого предвидеть и дала Уинтону на этот вечер выходной.

— Ничего. Сэмми отвезет меня в Кингс-Бенион. Он сказал, мы успеем к поезду, отходящему в шесть двадцать восемь.

— Только с риском для жизни. Вам на него никак не успеть.

— Тогда можно ехать медленно и успеть на восемь ноль три. Поезд этот неудобный, надо делать пересадку в Мидморе, но придется ехать на нем, раз нет выбора.

Фэнни была поистине несносной, но и Лал не лучше. Она стояла у стола, и глаза ее пылали яростью. — Сэмми не повезет тебя, — заявила она. — В такую ночь я не позволю ему даже пойти в деревню. Рискованно отправлять человека в такую погоду. И он никогда не умел водить машину в темноте. Если тебе нужно ехать, то тебя отвезет Руперт.

Паркинсон сразу выразил согласие. В холл торопливо вошел Рубинштейн в двубортном пальто и кепке. Увидев Лал, он воскликнул:

— О, ты здесь! Я думал, ты у себя в комнате. Твоя горничная Рита сказала. Послушай, Лал, нужно срочно вернуться в город, и я отвезу Фэнни к поезду в шесть двадцать восемь. Вернусь к ужину.

— Ты не поедешь, — сказала Лал. — Сам знаешь, что не можешь водить машину в темноте. Чего доброго, угробишь ее и себя. Если ей надо ехать, пусть ее везет Руперт.

Рубинштейн был все еще в хорошем настроении; он покачал головой и нагнулся за чемоданом Фэнни. При всех своих деньгах в душе он был простым человеком и даже решал те проблемы, для выполнения которых у него были наняты люди.

— Сэмми, поставь чемодан! — крикнула Лал, и мы все обернулись на ее голос. Она походила на женщину в маске: лицо было белым, как мел, глаза горели. Была непреклонна, как одна из троянок в театральных постановках. — Ты никуда не повезешь Фэнни.

Сделать худшего хода Лал не могла. Лицо Рубинштейна побледнело, во взгляде мелькнул гнев.

— Мы едем немедленно, — сказал он и поднял чемодан. — Иначе я наверняка опоздаю к ужину. Придется торчать в Кингс-Бенион до восьми часов.

— Фэнни будет этим довольна, — мягко промолвила Лал.

Сцена эта была прямо-таки фантастичной; мы просто не верили своим глазам и ушам. Однажды я видел, как пламя поднялось в кустарнике с неожиданностью фокусов Маскелайна и Деванта. Несколько минут я стоял и смотрел на него, потом до меня дошло, что эта реальность — трагичная. И тем вечером я стоял, переводя взгляд с одной женщины на другую, воспринимая происходящее не всерьез, скорее, как человек, смотрящий мелодраму из партера и ждущий развязки. Она не заставила себя долго ждать и оказалась до нелепости неожиданной. Казалось, даже Рубинштейн не сразу ее понял.

— Сэмми, если повезешь Фэнни на станцию, можешь не возвращаться. Возможно, ты и не собираешься. О, я знаю, у тебя нет багажа, но в данных обстоятельствах тебе это не помешает.

Фэнни стояла в холодном молчании. Казалось, она играла роль театрального зрителя, как и я. Мне вспомнилось, что однажды сказал один американский торговец: «В бизнесе ни в коем случае не позволяй себе оскорбляться. Пусть другой говорит все, что хочет, а когда выплеснет свою злобу, принимайся за дело. Тебе нужны не комплименты из его уст, а деньги из его кармана».

Рубинштейн бросил взгляд через плечо:

— Руперт, машина готова? Отлично. Тогда мы едем.

Он взял Фэнни за локоть. Лал бросилась вперед и схватила Фэнни за руку. Несколько секунд длилась борьба, потом, впервые в жизни применив силу против жены, Рубинштейн оттолкнул ее и вышел вместе с Фэнни.

Я мельком увидел лицо Лал и начал подниматься по лестнице. Эта сцена сама по себе была скверной; последствия будут невыносимыми. Обогнув поворот лестницы, я наклонился, чтобы поднять недокуренную сигарету, может, ту, что Фэнни курила, когда разговаривала с Брайди, и услышал, как Лал произнесла:

— Он уехал, уехал насовсем.

— Он вернется до ужина, — сказал Паркинсон. — Принести таблицы для бриджа?

И занялся поиском карт и таблиц для подсчета очков.

Глава четвертая

В общем, погода очень скверная,

И весьма неприятная ночь.

Т. Инголдсби

Тот вечер стал для меня одним из самых тревожных и беспокойных. К игрокам в бридж я не присоединился, сказал, что мне нужно писать письма. Услышал, что Грэм произнес ту же отговорку. Около семи часов я спустился вниз и увидел Паркинсона, Брайди и Роуз Пейджет, играющих в бридж. Атмосфера оставалась все такой же напряженной, и когда я появился в холле, они положили карты.

— Который час? — спросил Брайди.

— Семь часов, — ответил я. — Рубинштейн должен скоро вернуться.

От Плендерс было всего полчаса езды до Кингс-Бенион, это означало, что если Фэнни села на поезд в шесть двадцать восемь, а Рубинштейн и она, судя по выражению их лиц, ставили себе такую цель, то он должен был появиться с минуты на минуту. С любым другим водителем нужно было бы сделать поправки на погоду, но Рубинштейн в таком состоянии забывал об осторожности и здравом смысле. Игроки, положив карты, встали с облегченным видом.

— Наверное, почти пора одеваться к ужину, — сказала Роуз. — Где миссис Рубинштейн?

— У себя в комнате, — резко ответил Паркинсон. — Вместе с горничной. Горничная живет ради подобных сцен. Для нее они не только хлеб, но и мед. Она испанка и презирает Рубинштейна за то, что он не только неверующий, но еще и еврей. — Он глубоко вздохнул. — Ох уж эти две женщины, — пробормотал Паркинсон, кивнул нам и вышел.

— Думаю, — спокойно произнес Брайди, — если Рубинштейн в здравом уме, то не попытается вернуться этим вечером.

— Из-за того, что Лал сказала ему? — спросил я.