Читать книгу "Слепая любовь - Фридрих Незнанский"

— Да, я готов согласиться с вами, Александр Борисович, но вы же понимаете, что в данном случае любая грубость, как вы говорите, любая оплошность может обойтись чрезвычайно дорого. Вот чего я опасаюсь. Я очень переживаю за Юлю. Вы — сами отец, понимаете меня, а я надеюсь, что наши девочки будут оставаться таковыми, — он как-то горько усмехнулся, — пока мы живы и здоровы… дай-то бог…

— Ну, думаю, вам стоит все-таки поискать, — произнес Турецкий уже без интереса и сделал движение, словно собираясь подниматься.

— А в своем агентстве вы действительно так уверены? — заторопился Осипов.

— А почему я должен быть не уверен? Вот и Ирина, я думаю, подтвердит, что ничего особо сложного в вашем деле быть не может. Аккуратность — это главное. Так что, если решитесь, заезжайте, могу вам даже визитку дать… — Турецкий достал из верхнего кармана пиджака визитную карточку и протянул ее профессору. — Ну как, Ириш? Расплачиваюсь и двигаем?

— Так, простите, Александр Борисович. — Осипов тоже поднялся. — Мне теперь, собственно, и ехать-то после ваших любезных советов некуда, кроме как… к вам! Может, мы заодно уж и решим? Я не задержу, поверьте! А вы назначьте мне время, что там надо будет заплатить… Вам я верю абсолютно! И потом, мне хотелось бы поскорей, поймите мое нетерпение…

— Ну-у… — протянул Турецкий. — Подъезжайте, если вам удобно… да хоть прямо завтра. И обратитесь к Всеволоду Михайловичу Голованову. Он у нас исполняет должность генерального директора. Очень опытный оперативник, аналитик, умница. Прошел Афган и добрую половину Чеченской кампании, работал в МУРе. Дело знает.

— Александр Борисович! — Осипов жалобным взглядом уставился на Турецкого. — А я надеялся…

— Вы хотите, чтоб я этим занимался?! — искренне изумился Турецкий и несколько ошарашенно взглянул на жену. И та кивнула, приглашая его соглашаться.

Уж кому, как не Ирине Генриховне, было известно, почему мается Шурик. Да ему сейчас любое дело, даже самое сквалыжное, только на пользу! Дурь из головы выметет! И она кивала с самым серьезным видом: соглашайся! И как бы демонстрировала, что готова в любую минуту тоже включиться, если потребуется и ее профессиональная помощь.

Турецкому стало смешно. Черт-те чем приходится заниматься! В сортирный глазок подглядывать! Ну, это, конечно, сильное преувеличение, но близится к тому, ох как близится… Душа не лежала, однако и противостоять именно сейчас, в расслабленном состоянии, когда Ирка словно вернулась к нему из дальней командировки и так надеется, что и он теперь никуда больше не убежит, не оставит ее, — словом, возражать было трудно.

— А уж Танюша моя как бы сразу успокоилась! — с искренней тоской протянул Осипов. — Вы ж, Александр Борисович, не кто-то там, со стороны, а почти свой человек. Извините… Как я рад, что Бог мне вас сегодня послал, вы и не представляете…

Казалось, еще минута, и этот «академик» расплачется — то ли от ожидания положительного ответа, то ли от уверенности, что «чудо» уже свершилось. Ну где ж теперь отказать? Запоздало проклюнулась мыслишка: «А было б тебе, Турок, не давать советов… Старый принцип забыл: кто их дает, тот чаще всего сам и выполняет. Ну куда ты теперь денешься, соглашайся. Но…»

Это самое, неопределенное «но» оставалось. И Александр Борисович, вопреки собственному же мнению, интуитивно чувствовал, что здесь будет не так однозначно и просто, как представляется. Большие сомнения вызывала у него просьба профессора, более напоминавшая мольбу. Ибо, что там ни говори, но уже просто в силу своего жизненного опыта Турецкий представлял, насколько тонким и щепетильным может оказаться это расследование. Не зря же сомнения мучат. Зато и Ирку запрячь можно будет — по всяким бабьим делам…

«Значит, поездка к Славке на неопределенный срок отодвигается, — с легкой грустью подумал Александр Борисович. — Нинка переживать станет, она уже намекала прозрачно, что если папе будет угодно посетить последнего своего, самого лучшего друга, то она немедленно последует за ним. Это ж рассказывать потом в колледже, что она живого тигра наблюдала в естественных условиях, — никто не поверит! Да, будет переживать… А с другой стороны, если поднапрячься и по-быстрому разобраться в смятенной душе юной рекламщицы… — или рекламистки? Надо будет узнать, как правильно, — можно и на край света успеть, пока Нинка не укатила обратно, в свою Британию».

— Ну ладно, — решительно кивнул Турецкий. — Раз уж и супруга советует, как отказаться? Давайте завтра в агентстве встретимся, где-нибудь… да сами скажите, когда вам удобно. Позвоните мне домой вечерком. Мы, наверное, после десяти будем дома. Да, Ириш? Надо ж еще сегодня и к ребяткам в «Глорию» заглянуть… — И он, посмотрев на счет, поданный официантом, полез в карман за бумажником. Жестом остановил профессора: — Не надо, я заплачу…

— Звоните, — торопливо улыбнувшись, сказала Ирина Генриховна и взяла мужа под руку, чтобы тому не пришло в голову продолжить разговор с Осиповым до самой стоянки машин у выхода из парка.

— Благодарю вас. — Профессор привстал и склонил голову, ну прямо как на великосветском приеме. И, проводив взглядом выходящих из бара Турецких, достал из кармана свой мобильник. — Костя! Ты даже не представляешь себе, как удачно все получилось! Я от него и особых возражений не услышал.

— Ну вот, а ты говорил… — пробурчал Меркулов в ответ. — А он ничего не заподозрил?

— Нет, слава богу!

— Хорошо. И пусть это будет нашей маленькой тайной. Смотри, Семен! Ни в коем случае не проболтайся. Саня упрямый, можешь все дело загубить…

— Да я уж понял… Спасибо тебе, Костя!

4

Вся команда была в сборе — за изрядно уже подчищенным столом, накрытым традиционно в директорском кабинете. Впрочем, Турецкие есть уже не хотели, а заехали, как обещали, лишь для того, чтобы соблюсти древний обычай — поднять рюмку в память ушедшего товарища. Вид у них при этом был не то чтобы благостный, но уж умиротворенный, это точно. Что и было немедленно отмечено всеми присутствующими, по лицам которых заскользили почти неприметные усмешки.

Наливая рюмки вновь прибывшим, Голованов чуть склонил голову к Турецкому и негромко спросил, пряча ухмылку:

— Домой-то хоть успели заскочить?

И Александр Борисович, словно отыгрывая подачу мяча, с той же миной сосредоточенной серьезности ответил:

— А что, разве не заметно?

Сева чуть не поперхнулся и, дернувшись, пролил водку на стол. Это было тут же замечено Ириной Генриховной, которая с осуждением взглянула на «шалунов» и укоризненно покачала головой. Но скорбное настроение, царившее в агентстве, по понятным причинам, с раннего утра, было вмиг развеяно. Да и чего там объяснять, скрывать? Кому не известно, что в семье Турецких вот уж более полугода длилось напряжение, перераставшее временами в открытое противостояние, и это несомненно и далеко не самым благоприятным образом сказывалось, разумеется, на рабочей атмосфере в агентстве. Так что надо ли пояснять, что установление мира у Турецких могло всеми коллегами только приветствоваться. И какое бы событие ни стало тому причиной — печальное ли, счастливое, — уже было без разницы. Турецкий это видел. Ирина? А кто ее знает!