Читать книгу "Никто не хотел убивать - Фридрих Незнанский"

«Что вы этим хотите сказать?!» — взвился неприятно резкий голос Конина.

«Ничего, я просто спрашиваю».

Долгое, очень долго молчание — видимо, они просто поедали глазами друг друга, и наконец угрожающий голос Кокина:

«Ну, С-с-савин, вы еще пожалеете!»

За дверью послышались торопливые шаги, и Плетнев вошел в лабораторию — в тот момент, когда через вторую дверь буквально выскочил Кокин, а Савин левой рукой, явно нервничая, пытался достать из пачки сигарету. Правая рука была перевязана, о чем тут же Плетнев и спросил.

«Обжегся, — каким-то бесцветным голос произнес Савин. — О колбу с азотом, когда услышал рев сигнализации. Вздрогнул от неожиданности и…»

Замолчал было, не очень-то приветливо уставившись на незнакомого плечистого мужика, и тем же бесцветным голосом произнес:

«Догадываюсь, что вы здесь относительно кражи нашего изделия, но вы ошиблись адресом, это не ко мне. Вопросы еще будут?»

Вопросы были — и к Савину, и к Кокину. Но в первую очередь к Кокину: «Что он делал в лаборатории в три часа ночи, тогда как домой ушел в половине одиннадцатого?» Этот же вопрос можно было задать и Савину, однако он, как один из ведущих сотрудников фирмы, мог выложить не менее десятка вариантов ответа на этот вопрос, и Антон решил оставить его на потом.

Потягивая из кружки уже остывший кофе, Плетнев вдруг подумал о том, что научный состав шумиловской фирмы — это какой-то змеепитомник, а не компания единомышленников, как хотел бы представить сам Шумилов. И подозрение в краже изделия могло упасть на любого, кто в ту ночь находился в лабораторном корпусе. А это академик Ясенев, завлаб Кокин, младший научный сотрудник Савин, лаборант Гоша, охранник да еще уборщица, которая, в основном, убирала в лабораторном корпусе ночами. Так, видимо, и ей было удобнее, да и не мешала своим присутствием мыслительному процессу сотрудников фирмы.

Правда, той же ночью в корпусе находился и Глеб Шумилов, вице-президент фирмы и двоюродный брат Хозяина, но если на него в тот момент не могло упасть даже капли подозрения в краже «Клюквы», то сейчас, когда убит Савин, а сам Глеб Шумилов растворился в Москве, как в колымской тайге, и его не могут найти ни по каким телефонам, дело обстояло иначе. Да и охрана…

Детский сад какой-то, а не охрана! Тот же Модест оставляет свой пост и уходит на внутренний дворик «покалякать» с корешком-водилой, после чего чешет языком уже в лабораторном корпусе с молодым Гошей, который неизвестно зачем околачивается на посту охраны, умудряется прозевать грабителя, который хорошо знает, что где лежит и как проще всего уйти с охраняемой, казалось бы, территории фирмы.

И снова Плетнева озадачила мысль, которая посетила его еще в первый день знакомства с компанией Шумилова, но никак не желала выстраиваться в законченную версию.

«А может, и не детский сад вовсе? И все эти якобы “случайные накладки” в ночь похищения “Клюквы”…»

Далее для него лично шло сплошное отточие, но сейчас, когда в лабораторном корпусе произошло еще одно преступление, на этот раз уже убийство сотрудника, по поводу которого у Плетнева были подозрения в краже шумиловского изделия, по крайней мере в соучастии, он уже не мог не думать о причастности ко всем этим событиям Шумилова, вице-президента компании, бывшего начальника службы безопасности. Ведь не такой же он идиот и дурак, чтобы не замечать того, что творилось в его ведомстве! А если видел, знал об этом и, судя по всему, способствовал?..

М-да, информации для размышлений было более чем достаточно, да толку от этого было пока что мало. Глеб Шумилов, судя по всему, в бегах, а Савин, главный подозреваемый в попытке кражи иммунномодулятора, уже лежит в морге.

В памяти всплыл охранник с редким именем Модест. Мужик, видимо, много чего знал, может быть о чем-то догадывался, и время от времени, когда его прижимал Плетнев, выдавал ему порционную информацию. Дал он довольно скудную, но целенаправленную информацию относительно кражи из хранилища лабораторного корпуса:

«А вы нашего прилизанного как следует тряхните, — посоветовал он, — Савина. Когда мы с Гошей увидели его около окна, из которого сиганул на улицу преступник, то у него рука была порезана, да и весь карман в крови. Гоша видел, подтвердит».

Плетнев пытался взбодрить себя довольно крепким кофе и думал о том, что тот клубок с множеством оборванных концов, который он вроде бы стал разматывать, дергая то за одну, то за другую ниточку, распутать окончательно ему одному явно не под силу. Работать мешали родственные и просто дружественные отношения между ведущими сотрудниками фирмы и Шумиловым, которые вставали на его пути всякий раз, когда надо было прижать того или иного промокашку, которые входили в бригаду разработчиков «Клюквы». И самый красочный тому пример — разговор с Савиным, на которого показал Модест как на возможного соучастника кражи.

…В то утро — а было это всего лишь несколько дней назад — Плетнев, убедившись, что Кокина нет на месте, самолично пришел в лабораторию Савина и, стараясь выдерживать максимально доброжелательный тон, произнес:

«Поговорить бы надо».

«Да, конечно, — встрепенулся Савин, и не надо было изучать в академии основы психологии, чтобы догадаться о его явно неадекватной нервозности. — Конечно! Только о чем? Я ведь, кажется, и так все рассказал».

«Вы не рассказали главного…»

«Чего?»

«Почему вы не сказали, что порезали о стекло руку?»

«К-какое… какое стекло? — вскинулся на него Савин. — Я… я не понимаю вас! И я… я уже сказал, что это был ожог».

«Хорошо, пусть будет ожог. Но почему в таком случае ваш халат был в крови?»

Он хорошо помнил, как дернулась щека Савина.

«И что с того? — повысил он голос. — Я обжегся о колбу с азотом, а это… Вы никогда в детстве не прижимали язык к железу на морозе? Так вот, это примерно то же самое, с той только разницей, что здесь минус двести. И у меня… у меня открытая рана».

«Хорошо, пусть будет так, — вынужден был принять его версию Плетнев. — Но вы при первом нашем разговоре сказали мне, что перевязывали рану. А между тем на полу хранилища была кровь. Причем появилась она там еще до того, как прибежали охранник с Гошей».

«И что, именно они вам об этом и сказали?» — резко бросая слова, произнес Савин.

«Это не имеет значения, кто и что сказал. Объясните мне, что вы там делали в три часа ночи?»

Он хорошо помнил, как замялся Савин, и после затяжной паузы как-то очень вяло произнес:

«Хорошо… Я выбежал из лаборатории, когда услышал звон разбитого стекла. Увидел высаженное кем-то окно и сразу же подбежал к нему. Поначалу даже подумал, что кто-то с улицы бросил камень. И вот в тот момент… В общем, нечаянно порезался о стекло».

«И что, вы увидели кого-нибудь?»

«В том-то и дело, что нет. Насколько я понимаю, этот кто-то успел скрыться за углом ближайшего здания или же… или же его поджидала машина. И еще… Под тем окном я заметил какой-то продолговатый предмет, похожий на урну. Но людей… людей там не было».