Читать книгу "Никто не хотел убивать - Фридрих Незнанский"

Пробиваясь сквозь автомобильные пробки к кольцевой дороге «имени товарища Лужкова», Турецкий вдруг подумал о том, что устоявшаяся работоспособная фирма — это тот же живой организм, в жизни которого случаются удачи, промахи и неудачи, а белые полосы с определенной периодичностью перемежаются то с серыми разводами, то со сплошной чернотой. Взять хотя бы его «Глорию». Мало того, что при оперативной разработке особо опасного преступника был ранен Филипп Агеев, так еще это ЧП на фирме Шумилова, которому он, бывший «важняк» Генеральной прокуратуры России Александр Борисович Турецкий, обещал помочь, но пока что…

Мысленно метнувшись к Агееву, которому уже провели операцию и теперь он лежал в госпитале, Турецкий заставил себя вернуться к телефонному звонку Плетнева, который ждал его сейчас в лабораторном корпусе фармацевтической компании Шумилова. В общем-то, сообщение было более чем коротким и лаконичным, но прозвучало оно как выстрел из пистолета. Хлесткий и неожиданно громкий.

«Убит Савин! Нужна ваша помощь. Приезжайте».

Савин… Убит Савин…

Дергаясь в пробке, которой, казалось, не будет конца, Турецкий постарался припомнить все, что он знал о Савине от того же Шумилова, но для этого пришлось вернуться мысленно к событиям почти полумесячной давности, когда он и Ирина были приглашены на день рождения Игната, его крестника, и отец Игната, Дмитрий Шумилов, знаковое лицо в фармацевтической промышленности, его давнишний друг, умница и большой ученый, закатил банкет в своем загородном доме.

Уже поздним вечером, когда гости устали от тостов и прочей хренотени, Шумилов пригласил его на балкон и, прикрыв дверь в гостиную, как-то очень грустно произнес:

«Саша, мне нужна твоя помощь».

«Догадываюсь».

К просьбам друзей о помощи, которые сыпались как из рога изобилия, ему было не привыкать, и он уж настроился было на конкретику, как вдруг Шумилова, что называется, понесло:

«Ты только пойми меня правильно, Саша! Я семь лет строил свою компанию. Сначала надо мной смеялись, мол, фармацевтика, да еще в нашей стране… А сейчас, когда я привлек лучшие умы, когда в каждой аптеке по два-три моих препарата, когда… В общем, на любой международной ярмарке, на каждом международном симпозиуме мне прелагают продать любую разработку, причем даже на начальной стадии, а я говорю — нет».

Подетально припоминая тот разговор, он вспомнил, как Шумилов покосился на него вопросительным взглядом, словно желал удостовериться в доходчивости своих слов, и уже более спокойно, тоном ниже произнес:

«Сейчас я разрабатываю иммуностимулятор, это антивирусный препарат нового поколения. И я… я назвал его “Клюква”. Почему, спрашиваешь, “Клюква”? Да просто так, мне песенка тогда привязалась из шестидесятых… Помнишь, может? “И теперь по количеству клюквы не обгонит Америка нас”. Короче говоря, производство стоило колоссальных затрат, но уже через два месяца, на выставке во Франкфурте…»

Слова Шумилова были наполнены непереносимой горечью, какой-то внутренней болью, Турецкий тогда не выдержал, спросил:

«Дима, что случилось? Украли разработку?»

Лицо Шумилова передернула нервная судорога, и он как-то очень тихо, словно боялся, что его может услышать кто-то из гостей, произнес:

«Пытались украсть. Диски с технологической картой и опытный образец. Из хранилища пытались украсть… Из сейфа».

Сказал и сник, словно старый футбольный мяч, из которого выпустили воздух. А на естественный вопрос, вызывал ли он милицию, устало произнес:

«Нет. Не хочу огласки. Тем более что…»

И его лицо вновь дернулось от нервного тика.

«Ты подозреваешь кого-то из своих?»

«Да».

«Почему? У тебя что, есть какие-то зацепки, сомнения?»

«Зацепки? — все тем же убитым голосом произнес Шумилов. — Да как тебе сказать… Зацепок нет, а вот сомнения… Все те, кто находился той ночью в лабораторном корпусе и кого удалось опросить, как-то очень уж странно ведут себя, да и в здание просто так не проникнешь. С улицы не влезешь — все окна под сигнализацией, к тому же строжайшая пропускная система и пятиметровый забор, который также оснащен сигнализацией. А тот, кто проник в лабораторный корпус, причем в хранилище…»

И он снова замолчал, тупо уставившись в пустой бокал, который все так же продолжал держать в руке.

«Насколько я тебя понимаю, ни двери, ни замок взломаны не были?»

Шумилов отрицательно качнул головой.

«В том-то и дело, что все целехонько. Дверь была открыта ключом, причем ключи от хранилища только у меня да еще у Ясенева. И они у нас не пропадали».

«Так, в чем же дело? Ясенев?!»

«Исключено!»

«Почему?»

«Ученый. Академик. Преданный этой разработке человек. Его едва инфаркт не хватил, когда он узнал об этом».

«В таком случае, кто?»

«Не знаю!»

«И все-таки ты подозреваешь кого-то из своих?»

Шумилов на это только руками развел.

Турецкий хорошо помнил, как его взбесил этот жест интеллигентской сопливости, и он, уже не скрывая своего раздражения, спросил:

«Ну а твоя служба безопасности… Она-то хоть что-нибудь делает?»

«Делает, — криво и вымученно усмехнулся Шумилов. — А тот, кто набрал этих уродов, стоит сейчас рядом с твоей женой и коньяк пьет».

«Глеб?!»

«Да! Мой двоюродный брат и мой вице-президент. Понимаешь? Я хотел, чтобы это был семейный бизнес, надежный и… и еще раз надежный, уже обжигался с партнерами со стороны. Теперь вся надежда на твоего крестничка, на Игната. Хочу, чтобы преемственность была в этом деле. Я его в Сорбонну сейчас отправляю, на химический факультет».

Он явно уходил в сторону, однако тут же поправился и как-то очень устало попросил:

«Ну что, Саша, поможешь?»

Поможешь…

Что он мог сказать ему в тот момент? Только то, что сказал:

«Я порекомендую тебе одного человека, из “Глории”… профессионала, который, возможно, и поможет разобраться с кругом твоих “единомышленников”. Зовут Антон Плетнев. А чтобы в глаза особо не бросалось, неплохо было бы оформить его новым начальником службы безопасности. Причем с широкими полномочиями. Твоего двоюродного братца все равно гнать надо».