Читать книгу "Я выбрал бы жизнь - Тьерри Коэн"

Он смутился.

«Она намекает на мою болезнь? Неужели мне часто случается забывать?»

— Ну, к обеду будут Пьер и Клотильда. Потом, конечно, на кофе пожалует твой босс, он придет после гольфа, да, его светлость играет в гольф. Ты очень хотел его пригласить, что ж, это твой день рождения… А вечером… как насчет ужина влюбленных, только вдвоем?

— Да… конечно… отличная мысль, — выдавил из себя Жереми.

— Мне бы хотелось куда-нибудь пойти, в ресторан, но я еще не готова доверить Тома постороннему человеку. Мы еще успеем попраздновать. А пока будем ответственными родителями! — улыбнулась она.

Тут, воспользовавшись случаем, он задал вопрос, не дававший ему покоя:

— А мои родители, они разве не приглашены?

Она замерла и посмотрела на него изумленно:

— Ты шутишь?

Ее реакция ошеломила его. Что удивительного — пригласить родителей на свой день рождения? Он думал о них только что и горел желанием с ними повидаться. Жереми поднес к губам чашку, чтобы дать себе время подумать. Первое, что пришло ему в голову, — Виктория с ними не ладит. От второй мысли он оцепенел. Неужели они?..

Виктория все еще смотрела на него выжидательно.

— А почему бы мне их не пригласить? — сказал он, страшась ее ответа.

— Почему? — изумленно повторила Виктория. — Ты не разговариваешь с ними три года, а сегодня вдруг удивляешься, что они не приглашены?

Он выдохнул. Значит, они живы! Но облегчение длилось лишь долю секунды: слова Виктории отозвались в нем новой болью.

«Мы в ссоре? Три года? Не может быть! Мы никогда не ссорились!»

Они всегда были дружной семьей. Никаких склок, никаких скандалов. Семья, сплоченная любовью, да и общим горем.

Родители купили бар через два месяца после рождения Жереми. Эта маленькая забегаловка почти не оставляла им свободного времени. Мать работала, пока он был в школе. Отец же почти не бывал дома. Бар занимал его целиком. Он возвращался поздно вечером усталый и отдыхал перед телевизором, стараясь не думать о том, что завтрашний день будет похож на уходящий и на все грядущие. Жереми был бы рад болтать с ним, забираться к нему на колени, но отец такого поведения не поощрял. В их доме вообще разговаривали мало, взгляды и улыбки заменяли слова. В этой тишине Жереми порой казалось, будто он слышит дыхание сестренки. Она, конечно, была с ними, притаившись в тени их жизней. Ее звали Анна, и родилась она через год после него. Когда ей исполнилось четыре месяца, мать нашла ее в кроватке мертвой, а рядом Жереми в слезах. Она оставила их ненадолго, чтобы сбегать в магазин. «Внезапная смерть новорожденного», — сказал врач, дав имя тайне, которую не в силах был объяснить. Потом Жереми говорил об этом с матерью лишь однажды. Ему было восемь лет. Его учительница, удивленная поведением ребенка, слишком, по ее мнению, тихого и молчаливого, посоветовала мадам Делег отвести сына к психологу. После этого визита она и рассказала ему, обливаясь слезами, о той сцене. «Я помню, мама», — прошептал он. Когда мать, ошеломленная, попросила пояснить, что он имеет в виду, он не нашелся что ответить. Он знал — и все.

— Ты не виноват. Ты был рядом, видел, что произошло, больше ничего, — поспешила она объяснить.

Что скрывать, порой в нежности матери, в молчании отца ему чудился как бы отголосок упрека. Но любовь, которой они его окружали, успокаивала его страхи. И в конечном счете эта утрата, эта затаенная боль, слезы, которые проливала мать каждый год в один и тот же день, подобно цементу скрепили их любовь.

Так как же сейчас он мог с ними не разговаривать? Эта мысль возмущала его до глубины души.

— Я хочу их видеть!

Виктория ошеломленно уставилась на него:

— Ты ни разу их не навестил, даже не отвечал на их звонки, ты не захотел показать им Тома, и вдруг сегодня с утра ты встаешь и говоришь, что хочешь пригласить их на свой день рождения?

Его ужаснула вкратце обрисованная Викторией ситуация. Он-то уже начал убеждать себя, что живет настоящей жизнью, вернувшись из путешествия в небытие, но теперь у него появились причины в этом усомниться.

— Как тебе объяснить… Да, я действительно хотел бы. Тебе неприятно? — промямлил он.

Виктория усмехнулась:

— Не путай роли! Я-то всегда хотела поддерживать с ними нормальные отношения. Но ты и слушать ничего не желал. А я ведь не раз пробовала тебя переубедить. Пыталась с тобой говорить, даже писала тебе об этом…

Жереми решил положить конец бессмысленной полемике.

— Ты была права… — проговорил он запинаясь. — Это мои родители, зря я так себя вел, и… я хочу с ними увидеться.

— Ты правда сегодня какой-то странный. Но тем лучше. Я сейчас же им позвоню… Пока ты не передумал! — добавила она и вышла.

Он остался в кухне и слышал, как она говорит по телефону.

Ему стало горько. Как он мог не разговаривать со своими родителями три года? Разве мало им было горя от его самоубийства? Какая черная неблагодарность! В тот день он думал только о себе. Он считал, что его жизнь принадлежит ему одному, что он — планета, затерянная в холодном космосе. А когда в бреду ему явились родители, указывая на всю низость его решения, он прогнал их из головы, чтобы не дать слабину.

До сих пор он воспринимал свою попытку самоубийства скорее положительно: не она ли помогла ему завоевать сердце Виктории? Он трусливо избегал суждений, которые заставили бы его признать всю низость своего поступка. Да, наверно, он эгоистичный, глупый, недобрый.

Его рассудок туманился, и только телефонный разговор за стеной удерживал его в действительности.

Вошла Виктория.

— Ну вот! Твоя мама удивилась еще больше, чем я. Кажется, даже заплакала. Она придет к обеду. Познакомишь ее с Клотильдой и Пьером, они ее не знают.

— Она? А отец?

Виктория поджала губы.

— Она сказала, что для него это слишком скоро. Она попытается его уговорить, но вряд ли.

Виктория вышла в магазин. Ребенок спал. Жереми решил, воспользовавшись этим, осмотреть квартиру в поисках сведений о своем прошлом.

Он открыл большой белый шкаф напротив кровати. В нем оказалось много костюмов, рубашки, галстуки. Вся одежда была исключительно дорогих марок. Он заметил портфель, стоявший возле стула в прихожей. На нем были его инициалы — Ж. Д. Внутри он нашел ежедневник, несколько папок, карту автостоянки и счета. В ежедневнике — программа на неделю: совещания в дирекции, в отделе, с рекламщиками, деловые встречи в Париже и окрестностях. Во вторник он обедал с Пьером. В четверг тоже. Пьер, его лучший друг. Еще какие-то имена были записаны на время обеда, а иногда и ужина, но они ничего ему не говорили. В папках были его заказы. На визитной карточке он прочел: «Жереми Делег. Торговый представитель, Иль-де-Франс».