Читать книгу "Поднебесная - Гай Гэвриэл Кей"

Он произнес, стараясь говорить ровным голосом:

– Я был бы тебе признателен, если бы ты оглянулся вокруг и сказал мне, которая из этих костей принадлежит вашим? На тот случай, если у меня возникнет желание отбросить ее.

Молчание, уже другое. Есть много видов тишины, подумал Тай неожиданно.

– Гнам, ты большой глупец. Бери топор и руби дрова. Сделай это сейчас же.

На этот раз Бицан все-таки посмотрел на солдата, и на этот раз солдат спрыгнул с коня, – он не спешил, но все-таки повиновался.

Волы подтащили телегу к хижине. В ней сидели еще четыре человека. Тай знал трех из них, и поэтому обменялся кивком.

Тот, которого звали Адар, одетый в темно-красную тунику с ремнем поверх свободных штанов, без доспехов, пошел вместе с Гнамом к хижине, лошадей они вели за собой. Другие, знакомые со своими обычными здешними обязанностями, подвели телегу поближе и начали заносить припасы в хижину. Они двигались быстро, они всегда так работали. Разгрузить, сложить, сделать что-нибудь еще, в том числе вычистить маленькое стойло, снова подняться на склон и уехать.

Страх оказаться здесь после наступления темноты…

– Осторожно с вином! – крикнул Бицан. – Я не хочу слышать его плач. Слишком неприятные звуки.

Тай криво усмехнулся, солдаты рассмеялись.

Стук топоров со стороны боковой стенки хижины разносился в горном воздухе. Бицан махнул рукой. Тай пошел за ним. Они шли по высокой траве, по костям и вокруг них. Тай обогнул череп, уже инстинктивно.

Бабочки всех цветов порхали повсюду, кузнечики прыгали у ног, высоко подлетая и уносясь в разные стороны. Они слышали жужжание пчел в луговых цветах. Тут и там виднелся металл ржавого клинка, даже на сером песке у края воды. Нужно было ступать осторожно. В песке попадались розовые камни. Птицы галдели, кружась и пикируя над водой, ныряли в озеро за рыбой.

– Вода еще холодная? – спустя минуту спросил Бицан.

Они стояли у озера. Воздух был очень прозрачный, они видели утесы на горах, журавлей на острове, в разрушенной крепости.

– Всегда.

– Пять ночей назад была буря на перевале. А здесь, внизу?

Тай покачал головой:

– Небольшой дождь. Наверное, ее снесло к востоку.

Бицан нагнулся и, подняв пригоршню камней, начал швырять их в птиц.

– Солнце припекает, – в конце концов произнес он. – Я понимаю, почему ты носишь на голове эту штуку, хотя ты в ней похож на старика и на крестьянина.

– На обоих?

Тагур усмехнулся:

– На обоих. – Он бросил еще один камешек. Потом спросил: – Ты уедешь?

– Скоро. В луну середины лета заканчивается наш траур.

Бицан кивнул:

– Так я им и написал.

– Написал им?

– Нашему двору. В Ригиал.

Тай уставился на него.

– Они обо мне знают?

Бицан снова кивнул:

– Знают от меня. Конечно, знают.

Тай поразмыслил на эту тему.

– Не думаю, что из крепости у Железных Ворот сообщили в столицу, что кто-то занимается захоронением мертвых у Куала Нора, но я могу ошибаться.

Его собеседник пожал плечами:

– Возможно, ты ошибался. За всем в наши дни следят и всё взвешивают. Мирное время – это время для расчетливых людей, при любом дворе. Некоторые в Ригиале считали твой приезд сюда наглостью. Хотели убить тебя.

Этого Тай тоже не знал.

– Как тот парень у хижины?

Два топора мерно рубили дрова, каждый звучал вдалеке высоким, чистым звоном.

– Гнам? Он просто еще молод. Хочет сделать себе имя.

– Убить врага сразу?

– Пережить это. Как с первой женщиной.

Они обменялись быстрой улыбкой. Оба они пока были сравнительно молоды. Но ни один себя не чувствовал молодым.

Через несколько секунд Бицан сказал:

– Мне приказано не позволить убить тебя.

Тай фыркнул:

– Рад это слышать.

Бицан прочистил горло. Он вдруг явно смутился:

– Вместо этого прислали подарок, в знак признательности.

Тай снова уставился на него:

– Подарок? От тагурского двора?

– Нет, от кролика на луне, – поморщился Бицан. – Да, конечно, от двора. Ну, от одного человека при дворе. Разрешение получено.

– Разрешение?

Гримаса превратилась в улыбку. Тагур был загорелым мужчиной с квадратной челюстью, один из нижних зубов у него отсутствовал.

– Ты сегодня утром медленно соображаешь.

– Это неожиданно, вот и все, – возразил Тай. – Кто этот человек?

– Сам посмотри. У меня письмо.

Бицан сунул руку в карман туники и достал бледно-желтый свиток. Тай увидел королевскую печать Тагура: голова льва на красном фоне.

Он сломал печать, развернул письмо и прочел его, благо, оно было недлинное. И из него узнал, что ему дарят и что для него делают в награду за время, проведенное им здесь, среди мертвых.

Почему-то ему стало трудно дышать.

Мысли начали возникать в голове слишком быстро – беспорядочные, несвязные, подобные песчаным вихрям в бурю. Это могло определить его жизнь или стать причиной его смерти: его убьют раньше, чем он доберется до дома, в семейное поместье, не то что до Синаня.

Тай с трудом сглотнул. Перевел взгляд на горы, громоздящиеся вокруг них, поднимающиеся все выше и выше, величественно окаймляющие синее озеро. В учении о Пути горы означают сострадание, вода – мудрость. Вершины не меняются, подумал Тай. А вот то, что делают люди под их пристальным взглядом, может меняться так быстро, что человеку нечего и пытаться это понять.

Он так и сказал:

– Я не понимаю.

Бицан ничего не ответил. Тай опустил взгляд на письмо и еще раз прочел подпись внизу.

«Один человек. Разрешение получено».

Один человек. Чэнь-Вань, принцесса Белый Нефрит, семнадцатая дочь августейшего императора Тайцзу, отправленная на запад в чужую страну двадцать лет назад из своего собственного яркого, блистающего мира. Отправленная вместе со своей пипой и флейтой, горсткой слуг, охраной и с почетным караулом из тагуров, чтобы стать первой невестой из семьи императора, отданной Катаем Тагуру в жены Льву Санграме, в его высокий, священный город Ригиал.

Она была частью договора, заключенного по завершении последней кампании здесь, у Куала Нора. Ее юная персона (ей в тот год было четырнадцать лет) символизировала то, каким яростным – и неокончательным – было то сражение и как важно было прекратить его. Стройный, грациозный залог прочного мира между двумя империями. Как будто мир мог продлиться, как будто это когда-нибудь получалось, как будто тело и жизнь одной девушки могли обеспечить его.