Читать книгу "«Попаданец» на троне. «Бунтовщиков на фонарь!» - Герман Романов"

— Принеси воды, Нарцисс, и пусть выжмут сока. Клубника, вишня, земляника, все равно!

— Слушаюсь и повинуюсь, ваше императорское величество, — через пару секунд арап уже затворил за собой двери.

Ужин превратился в трапезу одного Петра, девушка почти ничего не ела, а только щебетала, щебетала и щебетала…

Хорошо, что дистанцию блюла и в рот ему вишни не пихала, как иные влюбленные создания. А новости сообщала все какие-то дебильные. То капитана Пассека арестовали как заговорщика, то еще какая-то Като, судя по всему — изрядная стерва, интриганка и заговорщица, то братовья Орловы опять берега потеряли, видимо, крутые мафиози местного розлива, и всякая подобная дребедень.

Петр сразу девять десятых информации пропускал мимо ушей, а оставшуюся часть немедленно забывал. Но только ее он совсем не перебивал — балдел, слушая, прикольный же сон.

Вернулся Нарцисс, поставил новые три бокала — один с водой, а два со свежим выжатым соком, вишневым и клубничным. Хотел арап снова застыть рядом прикроватным столбиком балдахина, но Петр повелительным жестом отправил его за дверь.

«На кой черт стоять статуей, что мы — сами себя не обслужим?» — под умиротворенное пережевывание ветчины мысли текли сами собой.

Но вот на один вопрос необходимо было срочно узнать ответ. И сержант применил классический прием:

— Солнышко мое, — девица, услышав такие слова, зарделась, — а почему твой отец дал тебе такое красивое имя?

— В честь вашей тетушки государыни императрицы Елизаветы Петровны меня так назвали, — несколько удивленно ответила ему девушка.

А Петр самодовольно улыбнулся, ведь на дешевку купилась. Значит, Елизавета, Лиза. Но надо же, даже имя совпадает.

— Государь, а почему вы вино с водкой отставили?!

— Дитя надо зачинать без этой гадости, чтоб здоровым в твоем чреве росло, — он просто не любил спиртное, тем более крепкое, но правду говорить не хотелось, а момент был удачный — похотливый зверь уже стал во весь рост и пытался скинуть тарелку с колен.

И Петр сразу же приступил к делу, вернее, к телу. Поднос с тарелками улетел на пол, а он, положив Лизу на кровать, взгромоздился сверху. Девушка застонала, но уже не от возбуждения, а от сильной боли.

Рык отшатнулся, кляня себя за поспешность, а девушка спрыгнула с кровати. Петр подумал, что она хочет убежать из комнаты, но ошибся. Лиза набрала в пальцы масла с тарелки, присела и стала смазывать себе промежность. Затем снова легла на кровать и широко раздвинула ноги.

— Простите меня, государь, очень больно было, я же сухая там вся. А так я маслицем смазала все, и вам, и мне легче сейчас будет.

— Нет, Лизонька, давай прервемся, — а про себя добавил: «А то я тебе все раздеру, ни один доктор не зашьет».

Петр искренне пожалел девушку, действительно, видимо, перестарался. Однако девичья рука принялась ласкать достоинство, а голосок зашептал в ухо:

— Мне одна фрейлина рассказала про забавный «французский поцелуй», и я попробую ваше величество таким способом ублаготворить. Я не умею, но буду стараться.

И через несколько секунд Петр понял, что такое «французский поцелуй». Лиза делала ему классический вариант оральных премудростей любви, компенсируя неумелость страстностью.

Петр такой способ видел только в порнофильмах, а сейчас впервые испытал на себе. Подавив инстинктивное опасение за немаловажную часть тела, Петр положил руку ей на голову и закрыл глаза. Он отключился от происходящей вокруг действительности, волнами его возносило к блаженству, подняло на немыслимую высоту, с которой он рухнул в сладкое беспамятство…

Петр открыл глаза. Дурманящее наваждение еще витало в воздухе.

— Приснится же такое! — Он потихоньку приходил в себя. — Куда ночь, туда и сон!

Это нехитрое, но крепко забитое в память правило он знал уже давно и испытал его правоту на себе не раз. Так же как и то, что нельзя рассказывать сны до обеда, иначе они непременно сбудутся. Полагалось еще куда-то там поплевать, постучать, в общем, полный набор для любителей фольклорного творчества.

Однако сейчас у него были тяжкие сомнения насчет того, куда нужно было плевать, и какие вообще правила и приметы он нарушил, попав туда, как говорится, не знаю куда.

Окружающая его обстановка так и не давала до конца понять — явь это или нет. Правда, его нынешняя явь мало чем отличалась от ночного кошмара. Нелепый сон (или все-таки полноценное психическое расстройство?) все еще продолжался.

Что-то горячее обжигало тело, Петр пошевелился и от этого проснулся окончательно. Лиза лежала рядом с ним, положив свою ногу ему на живот, а голову на плечо, и при этом ухитрилась крепко обхватить его сразу обеими руками.

«Без меня меня женили. — Он потянулся насколько смог в крепких объятиях Лизы. — Вообще-то при свечах и со спины очень даже она и ничего! Но вот на мордахе черти горох молотили…»

Можно было вздремнуть еще, но спать решительно расхотелось. Петр машинально разглядывал балдахин, стены, портьеры. Он бросил взгляд на часы — они отсчитали почти без четверти двенадцать.

Ужин закончился в начале одиннадцатого, а угомонились они где-то в половину, значит, спал с лишним час. Мало для полноценного сна, но ему хватило с избытком — Петр чувствовал себя полностью отдохнувшим. Правда, его «орган» немного побаливал, натруженный — Петр благодарно посмотрел на спящую Лизоньку.

«Вечно мне с бабами не везет: то я не такой, то она не такая. Хотя, в принципе, что я теряю… Она, по-видимому, или очень меня любит, или принимает за кого-то другого. Скорее первое… М-да, то есть любит она того, за кого меня принимает… Повезло же тогда ему… или мне… — Петр посмотрел на Лизу. — Она, конечно, не принцесса, но красивая женщина — это чужая женщина. Тем более красота часто требует жертв, а этих жертв тем больше, чем красивше мамзель. Рестораны, подарки, машины, квартиры, круизы за бугор — это все расплата за длинные ноги. А между тех ног то же самое, что и у доярки Дуси, да и в голове у доярки Дуси чаще бывает больше. Ладно, поживем — увидим…»

Очень хотелось в туалет, и он осторожно, стараясь не разбудить свою нечаянную любовь, освободился от ее объятий и встал с постели. Повинуясь какому-то наитию, Петр приподнял край простыни. Так и есть, под кроватью стоял массивный медный ночной горшок с крышкой. Облегчившись, он закрыл его крышкой и засунул посудину обратно.

Рука машинально было потянулась за сигаретой, но отдернулась.

— Ага, размечтался, — он вздохнул, — просил вторую серию, так получил, только сигареты не заказывал…

Снова нырнув под одеяло, Петр задумался, но мысли текли медленно, голова думать не хотела. Вернее, мысли были, но существовали как будто отдельно от него самого.

Поражала оглушающая тишина. Никаких звуков, ставших привычным фоном ночи: ни храпа соседей по комнате, ни шума работающего холодильника, ни шлепанья чьих-то тапок по коридору, ни звона трамваев и шелеста проезжавших запоздалых машин…