Читать книгу "Пока не будешь счастлив - Анастасия Нуштаева"

эта детская непосредственность? Почему сейчас мне не нравится любой предмет одежды, на котором есть хоть одна пайетка?

Когда в начале декабря Алина предложила на новогоднюю смену нарядиться в костюмы, я не придала этому значения. Но, узнав, что смена будет моей, я голосовала за то, чтобы никаких костюмов не было. Аргументов была масса. На костюмы надо было потратить деньги, они могли испачкаться, а переодеться было бы не во что. В костюмах наверняка было бы холодно. И неважно, что официанты носятся, как заведенные машинки, и нам всегда жарко. Мольбы были услышаны, и никаких костюмов нам не выдали на новогоднюю, то есть сегодняшнюю, смену. Может, из-за этого тоже Алина меня так не любит?

Сегодня мы были в нашей обычной форме. Коричневая кофта с круглым вырезом и длинными широкими рукавами, собирающимися на манжетах. Штаны тоже выдавались заведением, но я предпочитала ходить в своих, черных. И да, вероятно, это тоже не добавляло мне очков репутации в глазах Алины. Впрочем, ругаться она отчаялась.

Форма – буквально единственное, что мне в этой работе нравилось. Коричневый цвет мой любимый. Не мрачный, как черный, не пачкается быстро, как белый, и не кричит на всю улицу, как красный. Идеальный. У меня почти вся одежда коричневая. Кроме бледно-розового платья, которое мама заставила купить меня, чтобы я надела его на ее день рождения. Правда, платье так и осталось висеть в шкафу с биркой.

Алина и ее сменщица всеми силами пытались создать новогоднее настроение в зале кафе. Они украсили помещения гирляндами, игрушками, рассовали настоящие еловые ветки по все местам, куда можно что-нибудь засунуть. Ветки бесили меня больше всего. Дело в том, что сыпаться они стали уже десятого декабря, и мне, а не менеджерам приходилось заметать иголки. Сегодня ветви были уже наполовину желтыми. Я была уверена, что убирать их Алина захочет, только когда на них совсем не останется иголок. А пока, ну… красивенько же?

Единственным нормальным украшением в нашем зале была елка. Благодаря ей появлялась атмосфера праздника. По крайней мере, для гостей. Мне она наскучила уже на пятую смену в декабре (мести за ней иголки надоело и того раньше). Но зато она сокращала площадь пола, который мне с утра нужно было мыть.

Еще новогоднюю атмосферу создавали музыкой. Тут у меня тоже есть жалоба. Причем не к Алине, что звучало бы логично, а к современным исполнителям. Вопрос: почему вы не пишете песни про Новый год? Неужели это так трудно? Что там вообще ту песенку написать? Я бы не переживала так остро нехватку новогодних песен, если бы не работала в кафе. Но когда ежедневно слышишь «Last Christmas» по десять раз, в какой-то момент понимаешь, что, если эта песня включится еще хоть раз, то этот Christmas может и вправду стать last. Если бы мозоли могли образовываться на ушах, то они возникли бы на моих еще в день запуска этой композиции.

Закончив с уборкой, я решила уединиться с надеждой провести немного времени без шума и чужих голосов. Но едва я зашла в туалет, дверь в каморку открылась, и раздался голос Алины:

– Алиса! Третий!

Спустя пару минут я стояла возле третьего столика и с ненавистью осматривала дам, которые за ним сидели. Все как одна в джинсах, белых свитерах и кожаных куртках. Точнее кожаные куртки висели на спинках их стульев. Дамы были предположительно моего возраста, может, чуть старше. Поэтому выдавливать милую улыбку мне было сложнее, чем при других посетителях.

Одна девушка в прямом смысле слова выделялась накаченными губами. Как раз когда я посмотрела на них, губы задвигались, рождая слова:

– А у вас есть веганские блюда?

Я мельком глянула на ее кожаную куртку из фиолетовой кожи радиоактивного крокодила и сказала:

– Да.

Воцарилась тишина. Я понимала, что сейчас мне нужно рассказать о таких блюдах, но мне было влом. От такого обращения страдал мой средний чек, но зато нервы были в порядке.

– Какие?

Мне все еще не хотелось распинаться, поэтому я ответила:

– Травяной чай.

Тупые телки переглянулись и захихикали. Мне захотелось стукнуть подносом каждую по голове, словно в детском аттракционе. Но спиной я чувствовала, как Алина прожигает во мне дырку своим вездесущим взглядом, так что я сдержалась.

Пока никто из этих девиц не успел пошутить какую-нибудь дурацкую шутку в адрес моей сообразительности, я заговорила:

– Боул с рисом и авокадо, паста с овощами… Из салатов можем убрать мясо. Например, из «Цезаря».

– О! – сказала одна из телок. – Я буду «Цезарь».

Ее подружки поддержали этот выбор. Потом они заказали травяной чай, так что я поняла, что не зря распиналась.

Пробив заказ, я подошла к хосту, где спиной ко мне стояла Маша.

– Глянь, какие курицы пришли за третий… – сказала я. – Угадаешь, что заказали? Ладно, говорю. «Цезарь»! Как оригина…

Я запнулась, потому что осознала, что допустила катастрофическую ошибку. Как я могла обознаться, было загадкой. Вместо Маши на хосте стояла Алина, и реплика про «куриц» ей не пришлась по душе. Перепутать Машу и Алину было сложно. У них только волосы были одного цвета, светло-русые, собранные в высокий хвост. Алина была раза в два шире и немного ниже Маши. Но в мешковатой форме эти различия стирались.

Какая-то древняя часть моего мозга сигнализировала о том, что перед нами хищник и что в целях безопасности нужно сматываться. Но ноги будто наступили на сотню свежих жвачек, так как я приклеилась к полу.

– Алиса, – сказала Алина, повернувшись ко мне. – Мы же с тобой обсуждали это. Нельзя обзывать гостей. Особенно в зале. В их присутствии. Только за пределами кафе… Хотя нет. Никогда не нужно обзываться. Понимаешь?

Я понимала. Более того, я никогда не обсуждала никого за пределами кафе, потому что в наружном мире никому нет дела ни до гостей, ни до меня. Поэтому меня так взбесил участливый тон, с которым Алина говорила.

– Не надо меня учить жизни. Я от этого бешусь, понимаешь?

Алина нахмурилась. А я всего-то по старой доброй мудрости обращалась с ней так, как она обращалась со мной.

– Ты от всего бесишься.

– Может, просто не надо со мной обращаться, как с маленьким ребенком?

Я заметила, как Алина стиснула зубы, и ее злость принесла мне удовлетворение.

– Ты мне не мамка, – сказала я. – Не тебе мне рассказывать, что кому говорить.

– Если ты будешь так себя вести…

Алина запнулась. Не от растерянности, а потому что ее Маша позвала. Она в упор смотрела на меня, а я